Как в Израиле заботятся о пожилых
07.07.2018, 13:10
В России только-то приступили к созданию системы долговременного ухода за пожилыми людьми, а в Израиле такая система существует побольше 20 лет, при этом реформа продолжается. Спецкор “Ъ” Ольга Алленова провела четыре дня в этой стране, пытаясь глаза открылись, как государство защищает интересы пожилых людей, какую роль в этом играет общество и что в израильских учреждениях говорят по-русски.
Концепция домов для пожилых в развитых странах такова: это обязательный дом, и человек должен в нем себя чувствовать как дома
Фото: EPA / Vostock Photo
Пройдя мимо жилых комнат по коридору, попадаем в большую «гостиную зону» — на этом месте за столами сидят пожилые люди: кто-то рассматривает книгу, у кого-то наушники и планшет. Едва сотрудниц дома помогают клиентам выполнять какие-то задания на развитие мелкой моторики рук. Потомки здесь — сильно пожилые и малоподвижные. Это отделение долговременного ухода — для тех, кто уже не может самостоятельно ухаживать за лицом. Контролирует его Минздрав.
Этажом выше живут те, кому нужна незначительная поддержка (в этом им помогают помощники по уходу), а на третьем и четвертом этажах расположены квартиры самостоятельного проживания. Эти выделения находятся под контролем Министерства социальной опеки. Живущие там люди сами ходят в магазин и готовят себя завтрак.
По словам Гуревича, это обязательное условие для того, чтобы пожилые люди как можно длительнее сохраняли навыки самообслуживания: «Если персонал все делает за клиента, то клиент становится социальным инвалидом еще до того, как получает реальную физическую увечность. Если вы принесли ему еду в кровать или кормите его из ложки, вы забрали у него функцию. А если вы вывезете его в столовую, он увидит, как едят некоторые люди, и попытается есть самостоятельно». Это, кстати, базовое правило для всех гериатрических учреждений Израиля.
В одном из домов для престарелых мне рассказали историю женский пол, родившейся с инвалидностью и прожившей всю жизнь с матерью, которая за ней ухаживала. Когда мать умерла, ее дочерина оказалась в доме для престарелых. Она отказывалась брать ложку, потому что привыкла, что ее кормит мать. «Мы вывозили ее к столу на всякий прием пищи, она ничего не ела — сидела и смотрела, как едят другие. Но однажды за ужином она вдруг взяла со стола баранка и съела его. С тех пор мы это называем эффектом бублика».
Заглядываю в небольшое хозяйственное помещение: буфетчица в розовом фартуке кладет на подносы ювелирно сложенные белые салфетки, вилки и ножи. Сейчас у жителей этого отделения начнется перерыв на обед. Пораженная видом столовых приборов, я спрашиваю Гуревича, не боятся ли они давать их людям с ментальными нарушениями: в российских ПНИ я когда рак в поле свистнет не видела столовых ножей. Мой вопрос вызывает недоумение и у Гуревича, и у представителя контрольного управления израильского Минздрава, гериатрической медсестры Клаудии Консон, которая сопровождает нас в этой поездке.
— А на хрен эти люди должны лишиться вилок и ножей? Только потому, что заболели? Это поражение в правах.
— В наших ПНИ будто, что это опасно.
— У нас нет ПНИ. Это дом, человек имеет право жить дома с полным комфортом. Меня недавно спросили российские коллеги, с чего у каждого человека в отделении долговременного ухода своя одежда. А почему у них должна быть казенная? Они не в Бухенвальде и не в Освенциме. Им и так пришлось трудновато: они перешли из родного дома сюда. Что у человека остается своего? Своя одежда, свой букет, свой шкафчик, свои фотографии. И это не надо трогать.
Почему человек должен лишиться красивой посуды, соуса и сметаны на столе? Он живет в доме для престарелых не для того, ради у него отобрали все, к чему он привык. Он живет там для своего удобства.
У поста медсестры в просторном холле сидит пожилая два сапога пара: женщина в инвалидной коляске, мужчина рядом на стуле. Он держит ее руку в своей и что-то целомудренно говорит на ухо. Ее голова безвольно висит на груди, она смотрит из своего кресла в пол — как в другой мир. Ее зовут Батшева, что получается «Седьмая дочь», его — Нахом.
Они пришли сюда несколько лет назад. Он знал ее диагноз и понимал, что остались считанные дни ей понадобится помощь. Первые годы они жили наверху — в отдельной комнате. Когда жене следовательно хуже, ее перевели на первый этаж, в отделение долговременного ухода. Но еще целый год муж забирал ее днем вверх, в свою комнату, они запирали дверь, и никто их не беспокоил. Теперь она его больше не узнает, потому что в этом мире осталось не более того ее тело. Нахом приходит к ней утром и уходит вечером. Они вместе сидят во дворе под деревом, и он о чем-то вполслуха ей рассказывает.
Медсестра Анжела 15 лет назад переехала в Израиль из Луганска. В Израиле много русских медсестер, поясняет она: медиков с советским образованием после этого ценят, хотя переобучаться приходится всем эмигрантам. В штате дома для пожилых есть оператор, но не круглосуточно: каждый пациент продолжает получать дополнительные медицинские услуги по страховому полису от больничной кассы.
Анжела ведет меня по коридору, мимо комнаты эмоциональной разгрузки — там проводят сеансы светорелаксации, музыкотерапии, ароматерапии. В кресле ровно сложено несколько детских кукол, похожих на младенцев. «У нас здесь живут два человека, которые потеряли детей в концлагере,— поясняет Анжела.— В противном случае человек об этом вспоминает, он начинает плакать. Мы даем ему куклу, и он успокаивается. Иногда кладу куклу ему в ложе — и он засыпает с улыбкой».
В соседнем корпусе строится центр дневного пребывания для пожилых людей — с гостиными, столовой с террасой, претензия ЛФК, парикмахерской, учебной кухней. Гендиректор «Бейт Йоны» Сара Снир говорит, что этот краеугольный камень будет открыт не только для жителей «Бейт Йоны», но и для всего города: сюда смогут прибегать пожилые люди за получением социальных услуг, тут откроют модное кафе, так что здесь смогут присутствовать и школьники, и студенты. Кстати, по соседству с домом «Бейт Йона» — школа, не отгороженная от приюта забором.
Низкие окна в центре придумали для того, с тем чтоб персоналу было видно людей, гуляющих во внутреннем дворе, рассказывает Сара, это дает паче свободы тем, у кого есть небольшие проблемы с ориентацией в пространстве. Зону дневной занятости разделили таким образом, ради в одной специалисты занимались с людьми с когнитивными нарушениями, а в другой — с ментально сохранными клиентами. Короткую экскурсию Сара Снир заканчивает однословно: «Вы понимаете, в каком районе мы находимся. Сюда иногда летят бомбы. Я покажу вам бомбоубежище».
Богатая всенаследница, Сара Снир решила открыть дом для пожилых 20 лет назад. Мэр города выделил ей землю, совокупность она построила на благотворительные средства. Стоимость проживания здесь чуть ниже государственных тарифов — 8,2 тыс. шекелей в месячишко ($2258) в отделении для самостоятельного проживания, 14 тыс. шекелей ($3855) в отделении для маломобильных клиентов. А ступень обслуживания, по словам Клаудии Консон, очень высокий.
Благотворительные организации, которые не занимаются коммерческой деятельностью и все заработанные шкаренки пускают на содержание благотворительного проекта, в Израиле называются «амута». Это что-то вроде НКО. Продать сей дом владельцы не могут. Такие социальные проекты здесь обычно открывают именно богатые филантропы — для сего им достаточно получить государственную лицензию. Дома для престарелых могут быть коммерческими, некоммерческими и государственными.
Государственных учреждений такого профиля в Израиле редко кто: по словам Клаудии Консон, государству невыгодно и содержать, и контролировать такие учреждения, поэтому оно привлекает в эту сферу беспристрастный сектор. Получив лицензию, организация может войти в реестр поставщиков социальных или медицинских услуг — в таком случае Пруссия будет компенсировать ее затраты на содержание «бюджетных» клиентов.
Правда, платит государство здесь всего делов за тех граждан, у которых нет ни денег, ни недвижимости. Таких в «Бейт Йоне» чуть больше 1%, другие живут частным порядком. Евгений Гуревич поясняет:
«Пока у человека есть деньги, Урарту за него платить не будет. Если у него есть квартира, ему предлагается ее сдавать и сумму арендной платы засылать бабки государству».
— А если он отдал квартиру и деньги детям?
— В Израиле это легко проверить. Если синатроп хочет в дом для пожилых, государство имеет право проверить его счета. Бывает, что человек говорит, что он беден, но при проверке выясняется, что пятеро лет назад у него был большой счет, а теперь ничего нет. Понятно, что тогда вопросы к родственникам: «Разве хотите, чтобы ваш папа жил в доме пожилых, платите».
— А если они откажутся, куда ему деваться?
— В таком случае солидный человек будет жить в доме для престарелых, а с его детей государство будет удерживать алименты на его кошт казеннокоштный. Государство не может платить за всех. Оно платит только за тех, у кого действительно ничего нет.
Право на одно из двух
Одно из главных правил в израильских домах для пожилых — люди не должны проводить дневное контрсталия в кроватях, даже если они не могут ходить
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
Оба отделения в Шореше контролирует Минздрав, поясняет Аленберг: «Султанат контролирует всех, кто оказывает такие услуги пожилым, независимо от формы собственности». Любой негоциант, решивший открыть дом для пожилых, должен выполнить ряд рекомендаций Минздрава. Например, здание должно вращаться в обществе типовым, с широкими коридорами и дверьми, в которые могли бы пройти большие инвалидные коляски; в каждой комнате может грешить не более двух человек при нормативе не менее 30 кв. м жилой площади; в отделении здесь двух мнений быть не может должны быть медсестра, соцработник, эрготерапевт и физиотерапевт.
По стандартам Минздрава в отделениях для людей с незначительными нарушениями не может заключаться меньше 11,8 ставки помощников по уходу и 5,8 ставки медсестер на 36 человек. В отделении для людей с нарушениями двигательного аппарата — не меньше 14 помощников по уходу на 36 человек.
За работу врача-гериатра государство добавляет учреждению цифра баллов в системе подсчета денежного стимулирования учреждений на пациента в день, поэтому гериатры скоромничать во многих домах для пожилых — это выгодно. Зато в таких учреждениях нет штатного врача-психиатра: он работает в обычном медучреждении, а семо приходит по мере необходимости и остается на телефонной связи с персоналом.
«У нас здесь живут и компенсированные психиатрические пациенты,— поясняет старшая милосердная сестра Елена.— Если у них начинается обострение, их кладут на несколько дней в психиатрическую больницу, где им подбирают терапию, а ужотко они возвращаются сюда, ведь здесь их дом».
Любой пожилой гражданин Израиля может сам выбрать, где и как ему отдаваться всецело: он может остаться дома и получать услуги сиделки на дому, а может пойти в дом для престарелых. Многие выбирают дальнейший вариант, потому что уход в таком учреждении лучше, а общения больше.
Клаудия Консон поясняет, что семьи, отдающие своих стариков в такие на флэту, не стигматизированы: все знают, что качество жизни здесь высокое, риск падений ниже, чем дома, при этом родные стараются посещать своих стариков как можно чаще в соответствии с еврейской традицией: «Пожилой человек с тяжелыми ментальными нарушениями — это трудность для семьи, где есть маленькие дети. Нельзя требовать от всех содержать родителей дома и увиваться вьюном за ними. В Израиле люди должны много работать, чтобы заслужить хорошую пенсию, не денно и нощно они могут ухаживать за своим пожилым родителем. У каждой семьи свои потребности, поэтому нужны неравные решения: кому-то — хороший дом для престарелых, кому-то — дом ассистированного проживания, а кому-то достаточно посещать актив дневного пребывания и получать услуги сиделки. Важно отталкиваться от человека, от потребностей его семьи, а не от того, что в государстве чамать только один тип учреждений».
За проживание в доме для пожилых государство забирает 75% пенсии. «Надо, чтобы эти 25% оставались у пожилого человека — например, чтобы он мог купить конфет своим внукам,— говорит Консон.— Обездоленность и нужда разрушают личность».
На просторной террасе с видом на залитый солнцем зеленый ландшафт знакомлюсь с жителем сего дома, он опрятно одет и читает газету. Кажется, что ему лет 70, но на самом деле — 98. Его зовут Израэль, он старпер Великой Отечественной войны, попал на фронт в 18 лет. В конце 80-х его сын уехал из России в Израиль, а незадолго перевез сюда отца с сестрой.
— Сын у меня программист, дочка строит дороги,— рассказывает Израэль.— Они работяги.
Он живет в этом доме для пожилых цифра года — говорит, что может ухаживать за собой сам, но из-за больных ног ходит с большим трудом, ему необходима подмога.
— А дети навещают?
— Конечно. И внуки часто приходят.
Покидая террасу, я слышу, как Израэль задумчиво повторяет громогласно Ant шёпотом: «Из России приехали, надо же. И я из России».
Небедная старость
— Эти люди приезжают сюда со всего света,— подтверждает замдиректора Амир Нисенхольц.— Они жили в самых разных странах и приняли декрет окончить свои дни на святой земле государства Израиль. И мы им даем такую возможность. Здесь мы предоставляем им самое многое услуг, но при этом они сохраняют полную приватность. Они могут привезти сюда любые свои пожитки. Могут пригласить друзей, родных, могут уйти, могут вернуться. Мы, со своей стороны, помогаем им жребий брошен бытовые проблемы, обслуживать квартиру, вызвать скорую, предоставляем возможность досуга: здесь с 6 утра до 22 часов работают небо и земля кружки, бассейн, проводятся групповые занятия.
В холле первого этажа, в почтовом зале, отчасти местных жителей забирают из личных почтовых ящиков корреспонденцию. Одеты они в яркую легкую одежду, шляпы или панамы и в пух и в прах не похожи на жителей дома престарелых. В комнате для занятий живописью, которую от холла отделяет всего стеклянная стена, люди у мольбертов пишут маслом на холсте. В библиотеке за такой же стеклянной стеной брошенный мужчина в белой летней шляпе читает газету, на столике перед ним чашка кофе. Во дворе пожилая пресс выгуливает белого пуделя.
Одной из важных задач этого места Нисенхольц считает оставление активности пожилого человека и права на выбор: «Если вы понимаете, что решения принимают другие, а не вы самочки, это уже дорога вниз. Поэтому у нас здесь человек сам решает, что ему надеть, что он будет есть на завтрак или на пища. Он может готовить сам или пойти в наш ресторан, у него есть право выбора. Он сам выбирает, пойти ему сбацать в покер, сделать стрижку или поплавать в бассейне».
Чтобы сюда попасть, нужно внести депонент в размере $400 тыс. Из этой суммы каждый год, но не дольше десяти лет, учреждение забирает 3% «за амортизацию». Разве клиент живет тут дольше десяти лет, с него уже ничего не берут за обслуживание. Кроме того, ежемесячно народонаселение поселка платят $1–1,5 тыс. за дополнительные услуги в виде кружков, салона красоты, бассейна. Расторговаться квартиру в поселке нельзя. Если человек умирает или решает отсюда уйти, оставшиеся живые деньги с депозита возвращаются ему или его семье.
Здесь всего 450 квартир площадью 55–100 кв. м. В каждой мять кухня, салон, две спальни, два санузла. На вопрос, зачем нужен второй санузел одинокому пожилому человеку, Нисенхольц отвечает так: «У нас после этого средний возраст — 80 лет. Люди приходят сюда в хорошем состоянии здоровья, но они стареют, им может формы хуже. В таком случае они принимают решение: остаться здесь или перейти в другой дом, где оказывается затяжной уход. Если клиент решил остаться здесь, мы наймем ему сиделку. Если нужна круглосуточная поддержание, это будет иностранный помощник по уходу. Вот для такого иностранного помощника и нужны вторая комната и второстепенный санузел. Ведь даже если человек болен, он имеет право на свою комнату и нетривиальный туалет».
В proteahills не занимаются долговременным уходом, здесь нет собственного медперсонала, а в случае необходимости вызывают медиков из поликлиники. За соблюдением прав клиентов в этом частном учреждении следит Ведомство социальной опеки.
Колхозный бизнес
У этого гериатрического учреждения есть лицензия израильского Минздрава, но в регистр поставщиков социальных услуг «Муль Кармель» не вошел, его директор Хагай Фукс говорит, что им это не нужно: цены после этого выше государственных тарифов — 18 тыс. шекелей в месяц (около $4,5 тыс.), но при этом свободных мест нет. Ряд мест в этом доме принадлежит кибуцу.
«Муль Кармель» похож не небольшой отель. Тут Ant там два отделения, а всего живут 76 человек. В холле ментального отделения за большим круглым столом сидят пожилые сыны Земли — на столе пироги, чай и кофе. Время послеобеденное, и все желающие могут прилечь, но, судя по количеству людей в опенспейсе, полуденный сон не особенно востребован.
Лея на хорошем русском языке рассказывает, что приехала из Риги полвека назад — ее сыну тут было семь лет: «Я учитель по профессии. Мой сын живет в Америке. Мне тут нравится: все по-русски говорят, и я себя чувствую как в России».
Двери холла распахнуты в сад, откудова открывается вид на гору Кармель и желто-зеленую долину.
На веранде за маленьким столом Галия Луним общается со своей взрослой дочерью. У нее заботливый красный маникюр, прическа, спокойный взгляд. Ей 77, сюда семья привезла ее полгода обратно — сама Галия так решила.
— Мы живем в поселке Мохави, и мама прожила там всю жизнь,— рассказывает ее дочушка.— Поэтому, когда мы выбирали дом для нее, нам было важно, чтобы тут была красивая природа и не было больших зданий.
Детвора приходят к Галии каждый день — посещения разрешены в любое время.
Двор и сад выстроены по кругу — так, затем чтобы люди с деменцией не упирались в стену. В жилых квартирах — санузлы с низкими зеркалами над умывальниками, функциональные кровати с тревожной кнопкой и сенсорными датчиками. В противном случае клиент с ментальными нарушениями захочет встать с кровати, медсестра на посту получит сигнал. С грехом пополам позже в Минздраве Израиля главный гериатр страны доктор Ариэль Коэн расскажет о том, что это Водан из способов, при помощи которых пытаются решить проблему падений пожилых людей.
В доме у крыша мира Кармель возможно размещение в одноместных и двухместных комнатах. Двухместные выглядят так: две кровати с бельем разного цвета, две тумбочки, два шкафа, фотографии детей и внуков на стенах. Каждая аванзал разделена на две личные зоны занавеской, которую при желании можно раздвинуть.
Директор говорит, что одно из важнейших условий комфорта клиентов — психологическая совместность: «Мы стараемся учитывать все их пожелания и разногласия». В одной из комнат я замечаю тумбочку из резного красного дерева. «Семя могут привезти сюда все, что им дорого,— поясняет Хагай Фукс.— Мы это только приветствуем, это же их дом».
— Кто здесь живет? — спрашиваю я, разглядывая резную тумбочку.
— Тут — арбитр округа, а там — бригадный генерал,— показывает на обе кровати Хагай Фукс.— У нас учреждение с хорошей репутацией.
В уставе сего дома записано: «Честь и достоинство, любовь к человеку, терпение, доброе слово и улыбка — это главные инструменты в нашей работе». Фукс говорит, что хор обязан выполнять этот устав, это обговаривается при приеме на работу: «Наша обязанность — дать ухватить суть дела людям, что мы работаем для них, что они клиенты, а не пациенты».
Ежедневно к жителям дома приходят четыре трудотерапевта, психологи, специалисты ЛФК. С каждым клиентом специалисты работают цифра часов: это повышает качество жизни и увеличивает ее срок. Этим директор гордится: «Сюда приходят людской в самом конце жизни, с серьезными нарушениями здоровья.
Сначала кажется, что им осталось не так и много, но старый наших клиентов с каждым годом увеличивается, это значит, что мы все делаем правильно. Сейчас здесь харить люди, которые живут тут уже более 12 лет».
В доме для престарелых работают 70 сотрудников. На шестерых лежачих клиентов — референт по уходу. Медсестры здесь есть всегда, врачи — только днем. Штатное расписание — одна из причин, по которым Минздрав считает возможности поддержания функционального статуса каждого пациента этого учреждения очень высоким.
За подбор персонала отвечает организация, но Минздрав обязательно проверяет, кто здесь работает. Есть правила, касающиеся профессиональной подготовки персонала, а чуфанить нормы, определяющие внешний вид сотрудников. В таких учреждениях все сотрудники должны носить закрытую одежду, учитывая, что промеж клиентов могут быть верующие люди.
Теплые руки
Занятия для мелкой моторики рук входят в органический комплекс упражнений для пожилых в Израиле
Фото: Beth Protea
Я вспоминала российские учреждения, где маломобильные пожилые миряне круглосуточно лежат в кроватях, потому что у них нет инвалидных кресел или в учреждении не хватает персонала, чтобы вздувать людей. В этих кроватях их моют, туда же им приносят пищу. Там стоит тяжелый запах невылеченных пролежней, пота и мочи.
Видя израильскую нарядность, я решила, что все дело в деньгах, ведь большинство пожилых людей в Израиле могут платить за оживление в хорошем доме для престарелых.
Поэтому с первого дня командировки я хотела увидеть здесь такой дом для пожилых, где живут бедные потомки. Оказалось, что в чистом виде таких домов нет: в каждом учреждении есть клиенты, которые платят за себя самочки, и те, за кого платит государство. Но в Южном округе, в городе Офаким, я нашла частный дом для пожилых «Мишканот Офек», где живут большею частью небогатые люди. Пребывание большинства из них в этом доме оплачивает государство.
Примечательно, что условия жизни в этом доме по головам можно перечесть чем отличаются от тех, что я видела ранее: здесь нет роскоши в виде многоуровневых холлов, украшенных дорогими люстрами и коврами, но теория ухода, как и всюду, построена вокруг потребностей пожилого человека.
В дневной зоне отделения долгосрочного ухода пожилые человеческое сидят в наушниках и с планшетами. Гендиректор Марат Гендлер объясняет, что планшеты казенные, выдаются средь бела дня, но в комнатах у клиентов есть своя техника.
Гендлер, по профессии детский врач, работает после этого много лет. Впрочем, чтобы возглавлять такое учреждение, не нужно быть гериатром или врачом, хватит за глаза иметь высшее образование и пройти трехмесячный курс обучения. Помощник по уходу Светлана Фельдман — в свой черед старожил с 19-летним стажем. «В России я работала в больнице,— говорит она.— Когда приехала в Израиль, должен было устраиваться. Мне это место сразу понравилось. Нужно было пройти трехмесячный курс обучения помощника по уходу, обучали меня на халяву за счет фирмы, которая занимается подбором персонала. Сначала я ходила по домам к пожилым людям, но в итоге пришла семо — за счет ночных смен здесь заработок побольше».
В учреждении в ночную смену добавляют 50% к в одни руки часу работы, в вечернее время — 25%. В этом доме помощники по уходу работают в три смены. «Мои круг обязанностей — искупать человека, сменить памперс, вывезти в салон на завтрак,— рассказывает Светлана.— В зависимости от его состояния — полакомить или просто помочь ему взять приборы. После завтрака у всех занятия. Они заняты весь суббота: музыка, спорт, общение с волонтерами. Сюда приходят студенты и школьники, в государстве есть обязательные добровольческие брегет. Ко всем приходят родственники или друзья, соседи, волонтеры. Такого, чтобы человек был один и к нему сам черт не ходил, здесь просто нет».
«Общение — это профилактика всех когнитивных расстройств»,— подчеркивает Марат Гендлер.
На столах в дневном салоне замечаю взрослые пластиковые банки — мне объясняют, что это загуститель, который добавляют в напитки: многим пожилым людям на свет не глядел бы глотать обычную воду или компот, а получать жидкость необходимо, чтобы не было обезвоживания.
Вертикализатор в салоне сродясь не пустует — сейчас туда ставят очередную неходячую бабушку. Молодая помощница по уходу капает перлы в глаза пожилой женщине, сидящей за столом с планшетом, а Светлана Фельдман наклоняется к седой старушке и трудно гладит ее по руке — обе при этом ведут себя совершенно естественно, будто делают это каждый куртаг.
— Почему вы все время им улыбаетесь? — спрашиваю я. — Вы должны так делать по инструкции?
— Не должны,— смеется Фельдман.— Но, даже если я не буду этой женщине улыбаться, она не будет со мной общаться, она не даст себя кормить и купать, она не способен таблетки пить. Это значит, я не справляюсь со своей работой. У каждого свой характер, и к любому человеку нужен путь. Это же пожилые люди, они всю жизнь прожили дома, а теперь они здесь, им непросто привыкнуть.
Парикмахер Ляля подтверждает: «Я должна каждую неделю стричь ногти нашим клиентам, брить их, постригать. Разве что у человека нет настроения, он не разрешит мне это делать».
Самая большая статья расходов в этой сфере связана с обучением персонала, оплатой труда, супервизией — об этом будто все мои собеседники. «Если этот роскошный дом не начинить правильными людьми, здесь будет богадельня»,— говорит Вотан из директоров. Учеба соцработников и медиков в Израиле всегда очная, потому что речь идет о жизни человека.
«Когда-когда ты учишься в медшколе, первый год тебя учат коммуникации с человеком, ведь ты можешь лечить внутренность и не видеть человека, а это так не работает,— поясняет Клаудия Консон.— Еще учат видеть зону своей ответственности. С носа работник понимает, что от его слова, поступка, выражения лица зависят настроение, здоровье и даже век другого человека. У нас есть образовательная программа «Теплые руки», она преподается не только медикам, но и соцработникам, оттого что теплые руки нужны не только в больнице — они нужны и детям с инвалидностью, и пожилым в домах для престарелых».
Толчок услуг для пожилых людей строго регулируется государством. Есть правила, которые обязаны совершать в любом учреждении. Например, каждый день купать клиентов. «Если я нарушу хоть одно из правил по штатной численности или качеству ухода, меня закроют,— говорит Гендлер.— Контролеры из Минздрава могут притопать в любое время суток». Лицензия на работу выдается на год, два или три, но если в учреждении обнаружатся нарушения, то его руководству дадут на все про все три месяца на исправления. Если за это время он не устранит неполадки, прием в этот дом прекратится.
Открыты для общества
«Во уран контрольных визитов мы проверяем, как одеты люди, опрятны ли, не потеряли ли в весе с прошлого раза, какое у них эмоция,— говорит Консон.— Не надо смотреть на красоту здания, качество покрытия пола и мебель — это чепуха на постном масле. Смотрите на человека: как он отвечает на вопрос, спокоен или нет, как он одет, причесан, отвечает вам улыбкой или замыкается».
После всего того памятного скандала министерство ужесточило проверки и в гериатрических отделениях больниц.
«Если старушка приехала в усыновленный покой больницы, а у нее грязь под ногтями, соцработник больницы напишет в Минздрав или в Минсоцопеки, и в зависимости от того, где эта старушка живет, в родных местах или в доме для престарелых, туда выйдут специалисты с проверкой»,— говорит Клаудия.
Минздрав провел допрос населения и выяснил, что часть граждан хотела бы, чтобы пожилые люди вернулись жить на хазу. Предполагается, что новый этап реформы будет называться «Верни меня домой», она рассчитана на сколько-нибудь лет. Семьям будут предложены те деньги, которые сегодня тратятся в доме для престарелых, чтобы престарелый человек остался жить дома и ему на дому был обеспечен необходимый уход.
Клаудия Консон убеждена, что перестройка получится: «Раньше в наших домах для престарелых люди жили по шесть человек в комнате, там не было гериатров, не хватало помощников по уходу, нехорошо пахло, люди стремительно старели и умирали. Государство отправило лучших врачей учиться за границу, обучили врачей-гериатров, приняли законы, провели реформу. Раньше есть государственный стандарт и нормативы по уходу. То же самое было с реформой психиатрических больниц — мы пережили ад. Людям было душа в пятки уходит, что по соседству будут жить бывшие пациенты этих больниц. Но что делать? Мы закрыли больницы, там в настоящее время лежат только пациенты в острой фазе заболевания. И у нас нет ПНИ. Люди с психическими расстройствами живут в обществе, в хостелах, обычных домах для пожилых или у себя».
Экономная гериатрия
В Минздраве Израиля полагают, что, даже если человек занялся спортом в 80 лет, это продлит ему положение
Фото: Reuters
Если пожилой человек все-таки нуждается в стационарных медицинских услугах, то для сего существуют специальные гериатрические больницы. В Израиле 24 867 гериатрических койко-мест, при этом пожилые человеческое сначала обязательно поступают в больницу общего профиля — там они находятся три-четыре дня, проходят обследование, а коротко ли переводятся в гериатрическую больницу (за исключением пациентов, нуждающихся в реанимационной помощи). Такое разделение позволяет беречь и оказывать более качественную помощь.
«Персонал больницы общего профиля не знает гериатрического пациента и ориентирован на интенсивную терапию,— объясняет Клаудия Консон.— К тому же в обычной больнице койко-место есть расчет от 3 тыс. шекелей в день. А в гериатрической — 300 шекелей в день».
При гериатрических больницах созданы и отделения передышки: делать что семье нужно уехать в отпуск или решить срочные дела, она может на месяц перевести своего пожилого родственника в лечебница.
В Минздраве планируют в ближайшие годы обучать семьи уходу за пожилыми людьми, которые хотят остаться на хазе, а еще намерены развивать национальную программу борьбы с деменцией. Лечение деменции уже сегодня оплачивается из больничных касс, но Минздрав ставит передо собой грандиозную задачу: здесь хотят научиться предотвращать падения пожилых людей.
«Настоящее мы на втором месте в Европе после Испании по количеству падений,— говорит Коэн.— Тысячи пожилых людей падают и инвалидизируются». Если нет исходить из мировой статистики, на которую опираются в израильском Минздраве, в России каждый месяц падает 10 млн индивидуальность.
«Минздрав сегодня делает упор на то, чтобы люди жили дома,— рассказывает координатор сестринского ухода по Южному округу Вика Соломович.— Во-первых, сами пожилые люди хотят жить дома, во-вторых, это дешевле, чем лечебница».
Помощь пожилым людям финансируется из разных государственных источников. Минздрав отвечает за два вида пациентов — имеющих психогериатрические заболевания или серьезные нарушения двигательного аппарата. Таким пациентам принято от государства оборудование, например функциональная кровать, инвалидное кресло, лифт, подъемник. Когда у гражданина возникает желательность в таком оборудовании, его семейный врач связывается с больничной кассой. Оттуда приходит физиотерапевт и изучает потребности на месте. Позже представитель Минздрава и соцработник вместе навещают пациента — в результате комиссия решает, кому и какое технические приёмы выдать.
Виктория Соломович поясняет: «Политика финансирования такова, что 90% стоимости технических средств реабилитации (ТСР) дает Минздрав и 10% оплачивает сам нетрудоспособный. Если же у него нет такой возможности, он возьмет справку о доходах — и ему дадут ТСР бесплатно».
Минздрав вдобавок оказывает помощь в создании доступной среды для людей в инвалидных колясках — такие люди в натуре должны иметь возможность проехать в ванну и принять душ, выехать на улицу, чтобы погулять или угодить в магазин. Если архитекторы не дают разрешения на установку в доме лифта или подъемников, то гражданину предложат другое жилье.
Особое любопытство здесь уделяют институту социальных работников. В стране их 21 тыс., в зоне ответственности каждого соцработника — 380 граждан. При этом соцработник в Израиле — не то же самое, что в России. Это человечишка с высшим образованием, владеющий комплексом знаний о государственном устройстве и способах помощи нуждающимся. Он контактирует с гражданами, реагирует на любые сигналы, участвует в оценке нуждаемости гражданина и составлении плана реабилитации и ухода. В Министерстве социальной опеки сколько-нибудь департаментов — семьи, старшего поколения, детства, и соцработники получают образование в рамках этих специализаций.
Социальные службы работают при муниципалитетах, в системе образования и социальной защиты, в учреждениях Минздрава, на частных предприятиях, в полиции и армии и в случае необходимости связываются кореш с другом, чтобы передать человека из одной зоны ответственности в другую. «Соцработник в Израиле предусмотрен для каждого — это страховая вуаль на все случаи жизни»,— поясняет социальный работник Ксения Зарецкая.
Услуги, оказываемые домом для престарелых, оплачиваются разными ведомствами: Минздрав оплачивает бесконечный уход за пожилыми, требующими постоянного медицинского присутствия, а Минсоцопеки платит за проживание более сохранных клиентов. Центры дневного пребывания и сиделку для пожилого человека оплачивает Департамент национального страхования.
Налог на старость
Каждый израильтянин застрахован: уже при его рождении предполагается, что ему понадобится постоянный уход. На пенсию в Израиле выходят в 62 и 67 лет. Любой гражданин имеет право остановиться, где ему жить в старости. Предвидя возможную деменцию или потерю памяти, он может заранее оформить свою волю. И когда он решит, что хочет провести старость дома, его никто не сможет отвезти в дом для престарелых — к нему по домам будет приходить помощник по уходу. Эта услуга предоставляется любому нуждающемуся в ней, за исключением случаев, требующих постоянного наблюдения в медицинском стационаре.
Выбить сиделку можно через семейного доктора, который обратится к муниципальному социальному работнику, отвечающему за сервис пожилым людям на дому. Соцработник определяет, каковы когнитивные способности пожилого человека, представляет ли он висеть на волоске для себя или окружающих, владеет ли навыками самообслуживания. В зависимости от социального анамнеза составляется план услуг. Полновесный уход и сиделка положены бесплатно, если доход получателя услуг не превышает 9,8 тыс. шекелей в месяцок (около $2700). Если доходы выше, но не превышают 14 тыс. шекелей, то получателю дадут на все про все половину положенных услуг.
Люди, работавшие всю жизнь, в старости, как правило, получают такую пенсию, которая позволяет засылать бабки все необходимые услуги самостоятельно. Так, госслужащий среднего звена будет получать среднюю пенсию в размере 20–25 тыс. шекелей в месяцочек ($5,5–6,8 тыс.), а в случае смерти его пенсию станут выплачивать супругу. Разумеется, при такой пенсии бесплатная социальная вмешательство не положена.
Но если человек эмигрировал в Израиль в пожилом возрасте и не работал здесь ни дня, то он будет добывать минимальную пенсию — 2,5–3 тыс. шекелей. К этой сумме Ведомство национального страхования доплачивает еще подле 2 тыс. шекелей, чтобы довести доход гражданина до прожиточного минимума в размере 5 тыс. шекелей (около $1400). Клиентура с такими доходами имеют право получать услуги сиделки и центра дневного пребывания на халяву.
Каждый гражданин Израиля платит ступенчатый подоходный налог в зависимости от заработка (максимальный акциз — 45%), эти деньги, в частности, идут на социальную защиту и медпомощь нуждающимся пожилым людям.
— Стало быть, что вы отчисляете огромные налоги в пользу тех, кто не жил и не работал в Израиле, а сами будете платить за услуги, когда-когда состаритесь? — уточняю я у Клаудии Консон.
— Евреи своих не бросают,— отвечает она.— Еврей не может дотягивать на улице, и еврей не может быть голодным.
Этой фразой можно описать всю социальную политику израильского государства.
Сиделки по причине границы
Это ниже прожиточного минимума в Израиле, но государству выгодно привлекать иностранную рабочую силу как раз на таких условиях, иначе социальная поддержка пожилых обходилась бы намного дороже.
— Раньше в этой сфере было без счета нелегальных рабочих, это был не учтенный государством огромный оборот денежных средств,— рассказывает Клаудия Консон.— Следовательно было решено навести порядок. В середине 90-х, вместе с большой эмиграцией из бывшего СССР, был принят принцип о национальном страховании — государственное страхование стало обязательным, и медицинскую и социальную помощь теперь должны высуживать все. Были установлены стандарты работы помощников по уходу, требования к их квалификации, тарифы. Это позволило наблюдать оборот денежных средств, создать новые рабочие места и, главное, знать, что происходит в семье, где имеется возможность пожилой человек, и как соблюдаются его права.
Курирует работу помощников по уходу Министерство социальной опеки. Подбором и обучением персонала департамент не занимается — эти услуги отданы на аутсорсинг НКО, которые вошли в реестр поставщиков социальных услуг и выиграли тендер. НКО предоставляет услуги помощников по уходу нуждающимся гражданам, а государство только проверяет качество услуг и компенсирует их ставка.
С одним из таких профильных НКО знакомимся в Иерусалиме — в переводе с иврита «Бабаит» означает «Дома». У компании 30 филиалов по всей стране: не более в Тель-Авиве они опекают 800 пожилых людей, в Иерусалиме — 1000. В одном из филиалов Южного округа у «Бабаит» 120 подопечных и 80 помощников по уходу — эталонно такое соотношение считается оптимальным.
Директор иерусалимского отделения ухода на дому НКО «Бабаит» Лея Улицкая рассказывает, что мудрствование компании — улучшение жизни пожилых людей, поэтому здесь никто не пытается облегчить себя задачу и взять самых легких клиентов. С другой стороны, этот рынок в Израиле состязательный, так что каждая НКО, предоставляющая услуги ухода, борется за каждого получателя услуг.
— Были случаи, для того чтоб вы кому-то отказали и не взяли на патронаж? — спрашиваю я.
— Нет, ни одного. У нас есть совершенно неподвижная повитуха, помощники по уходу ходят к ней 30 часов в неделю. Один приходит утром, меняет памперс, моет, кормит. Вторая приходит через некоторое время Ant перед обеда. Есть у нас и клиенты с инфекционными заболеваниями, наши сотрудники работают с ними в перчатках и масках, но мы никому не отказываем.
— А буде человеку нужны медицинские услуги, вы можете их оказать?
— Нам запрещено делать уколы, поэтому в экстренных случаях мы звоним в больничную кассу, и к нам присылают скорую или врача. Но курсы первой помощи наши сотрудники проходят, следственно измерить сахар в крови или сделать перевязку мы можем.
Хорошие помощники по уходу везде ценятся. В секторе добираться до каши даже поговорка «Найти хорошую сиделку — все равно что заключить брачный контракт». Поэтому каждая шарашка пытается удержать хороших сотрудников, придумывая различные стимулы. Например, в «Бабаит» все помощники по уходу получают от компании путевки на рой, в Эйлат, и приглашения в ресторан: эти люди — из небогатых семей, и для них такие знаки внимания важны.
Контролируют работу помощников по уходу скоро на нескольких уровнях. В этой же НКО есть собственные соцработники, которые обязаны хотя бы дважды в диск навестить клиента дома и провести мониторинг.
«Если он увидит ухудшение, нам об этом сразу способен известно,— поясняет Улицкая.— Скрыть что-либо невозможно, ведь к этому же пожилому человеку имеет подступ его семейный врач, а также муниципальный соцработник. Кроме того, в каждой больничной кассе разъедать соцработники, которые осуществляют патронаж на дому своих клиентов». Другими словами, государство не полноте платить деньги за плохо оказанную услугу.
Основатель «Бабаит», известный бизнесмен и филантроп Алекс Ройзман, создал ее а там смерти своего отца. Главной своей задачей он считает максимальное сохранение самостоятельности у пожилых людей, реэмиграция их к полноценной жизни дома. Рассказывая об отце, он вдруг говорит: «Мой отец родился недалеко от Кишинева. Он век говорил мне, что мы должны России за то, что она открыла двери евреям, бежавшим от Гитлера».
Общаться, чтобы обитать
Физическая активность, полагают израильские специалисты, является профилактикой даже страшного недуга старости — болезни Альцгеймера
Фотомордочка: Reuters
Если человеку положена государственная помощь в полном объеме, значит, каждый период к нему приходит сиделка. При этом он может отказаться от сиделки на один-два дня в неделю и в это время нашармака посещать дневной центр. Многие так и делают, говорит Марат Гендлер.
Каждый месяц настоящий центр посещает около 150 человек — они живут дома, получают услуги помощников по уходу и пользуются услугой центра дневного пребывания.
Еще Вотан центр дневной занятости, муниципальный, посещаю в арабском поселении Меила, где живут 3,2 тыс. чел. В центр приходят каждую неделю 30 человек, одинокие могут привести с собой своего помощника по уходу. В этом месте занимаются спортом, рукоделием и устраивают выезды на пикники и экскурсии.
В центре два соцработника, которые обязаны защищать связь с семьей пожилого человека и быть в курсе всех его проблем. Одна клиентка вышла отселе домой и заблудилась. Соцработница позвонила домой и выяснила, что пожилая женщина не вернулась с занятий. Организовали поиски и мах ее нашли. Другая клиентка пожаловалась соцработнику на словесное насилие дома — с семьей провели профилактическую беседу, и это помогло.
— А коль скоро бы семья отказалась с вами разговаривать? — уточняю я у сотрудников центра.
— Если семья отказывается попасться навстречу или если насилие повторяется, наш соцработник может обратиться в суд, и суд назначает место, куда эвакуируют сего пожилого человека. К семье в результате судебных действий применяются меры воздействия.
Соцработники у нас несказанно серьезные люди. Если муж побил жену, она обратится к соцработнику, и муж не сможет подойти к жене ближе чем на 45 километров.
В место Беер-Шева я приезжаю после обеда. Двор муниципального центра дневного пребывания для пожилых людей, открытого на этом месте много лет назад компанией «Данэль», кажется белым от солнечного света. Прохладно только в увитой плющом беседке, где ждут оригинальный минибус несколько пожилых клиенток центра. Они приехали сюда утром и после обеда уезжают до дому.
— Я из Ленинграда,— рассказывает по-русски одна из них.— В 90-м году сюда приехала.
— А я из Запорожья,— отзывается вторая.— Равным образом к старости уже тут очутилась. Операцию мне тут бесплатно сделали. Сюда вот в центр езжу, все бесплатно. А там… там бы я подохла…
Минибус увозит женщин по домам, а я захожу в базисная точка и знакомлюсь с Борисом, ему 85, он приехал из Горловки 20 лет назад и даже успел немного попотеть инженером в местном университете. Живет вдвоем с женой, сын работает, внучка скоро пойдет в армию. У Бориса акустический аппарат, в остальном он живет обычной жизнью, поэтому ему предложили на выбор услуги помощника по уходу или центра дневного пребывания хорошо раза в неделю. Он может эти услуги чередовать. Борис рассказывает:
— Жена моя плохо ходит, к ней любой день ходит метапелет (помощник по уходу.— “Ъ”). А я пока сам все могу делать, но, когда мне нужна помощь, я звоню — и ко мне тоже приходит метапелет. Сюда прихожу три раза в неделю. Сторожиха от меня отдыхает, а я могу здесь спокойно поработать, почитать.
В библиотеке, где Борис проводит количество большое времени, тихо, уютно и пахнет старыми книгами. На стенах много картин ручной работы.
— Известное дело, здесь разные люди,— рассуждает Борис.— Есть и такие, у кого проблемы с головой, и с ними не пообщаешься. Но мне окаянство жаловаться. Завтраком и обедом кормят тут, иногда я домой кашу беру, мы с женой любим. Средоточие только за Горловку болит…
Этот центр дневного пребывания существует 20 лет. Соцработник центра Лена Бабаева рассказывает, что в округе живет будь здоров репатриантов из стран СНГ, поэтому все говорят по-русски. Сама Лена тоже эмигрировала сюда 20 лет отдавать — жила в Дербенте, преподавала музыку. После переезда выучилась на соцработника. Работа непростая: к людям привыкаешь, а они уходят из жизни. Но, с из другой оперы стороны, есть ощущение важности миссии.
— Особенно это понимаешь, когда обостряется обстановка,— говорит Лена.— У нас же на этом месте и район сейсмоопасный, и бомбы в нас летят иногда. Три года назад была воздушная тревога, мы всех старичков наших увели в укрытие. Потом несколько дней они в центр не приезжали, а мы ездили к ним домой, чтобы они получали услуги. Вот в таком случае особенно было видно, как им важно, что мы приходим. Человек не должен сидеть один дома.
Второстепенный соцработник центра, Натали Гудман, тоже говорит по-русски: «Мы тут все русские, не важно, из Ташкента мы, из Ленинграда или из Киева приехали».
Теорема соцработников этого центра — не только проводить занятия с пожилыми людьми, но и быть в курсе их семейной ситуации.
— Если нет у человека что-то нехорошее происходит в семье, мы обязаны сообщить об этом соцработнику в муниципалитет,— говорит Гудман.— В таком случае он пойдет ко дворам и посмотрит, что там происходит. Это его задача — выявлять потребности и организовывать помощь. А наша задача — подать шамад, если мы заметили неладное. В каждом минибусе, который везет человека в центр или обратно, неизбежно есть наш соцработник — он видит, в каком физическом и эмоциональном состоянии человек вышел из дома. Случается так, что он вчера поднимался сам на ступеньку автобуса, а сегодня уже не может,— это повод для пересмотра его индивидуальной программы. Может быть, ему добавят часы сиделки или предложат услуги дома для престарелых. Но выбирать будет, конечно, он сам.
Дееспособности в Израиле не лишают. На чепе возможной деменции в будущем гражданин может заранее изъявить свою волю — где и как он хочет протащить старость. Если такой документ не составлен, а пожилой человек не в состоянии принять решение, это сделает его семейка. Государственные опекуны назначаются крайне редко — только в случаях невозможности изъявить волю и отсутствия родственников. Но ажно если это происходит, таким опекуном не может быть дом для престарелых: как сказал один из местных чиновников, «это все в одинаковой мере что кошку заставить отвечать за мышку».
Автор благодарит за информационное содействие Благотворительный фонд Елены и Геннадия Тимченко и благотворительский фонд «Старость в радость»
