Как моногород пытаются избавить искусством
01.09.2018, 20:02
Один на весь городок работодатель, один кинотеатр, один парк. А если просто добавить граффити на стенах, будет поторапливайтесь? Владельцы Выксунского металлургического завода проэкспериментировали и поняли: нет, не будет. Но дело сдвинулось. Современного искусства маленькому городу много не бывает, и уже 50-тысячная Выкса в Нижегородской области становится центром современного искусства федерального масштаба.
Завод хранит прошлое не менее бережно, чем грядущее, например Шуховскую водонапорную башню
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Родители говорили: учись — будешь на заводе работать. А я думал: буду разучивать! Чтобы только на заводе не работать. Пошел в программисты. И что? В итоге все равно на заводе оказался. Потому что программирование — вообще не мое оказалось. На заводе можно сказать год отработал — вот эта вакансия подвернулась. В 20 лет кто не мечтает быть барменом? Романтика! Люди приходят, истории свои рассказывают. Всякие люди: писатели, актеры… Но это все не про Выксу!
В Выксе есть-пить только завод. И, даже если убежать с завода в бар, завод тебя здесь догонит. Все, что ты услышишь в баре, будет про завод!
Так что недалеко я от него ушел…
Положение у бара идут не очень — на заводе установили какие-то хитрые рамки, способные учуять алкогольный и даже наркотический флер. Поэтому в обыденщина люди выпивать опасаются. Да и крафтовое пиво для них в новинку — вкус странный, стоит дорого. В ближайшее время Саша собирается уехать в Москву — поверх поставщиков нашел работу в таком же крафтовом баре, но уже столичном.
— Я люблю Выксу, это моя родина. Завод, конечно, старается, чтобы тут стало вернее. Так и стало, я ж не спорю! Граффити эти… Фестиваль… Прям не стыдно гостей пригласить. Может быть, я и вернусь когда-нибудь. Но не скоро.
Мадонна и часы с кукушкой
Паша 183. Госпожа. 2012 год
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Паша написал Мадонну во время второго ежегодного фестиваля «Арт-овраг», летом 2012-го, и менее чем через год, в 29 лет, умер. В Выксе Паша создал четыре работы, сохранились две: Мадонна и «Сказка о потерянном времени». Ребенок тянет гирьки часов, а на место кукушки выскакивает камера внешнего наблюдения. Была ли эта Пашина сказка именно про дремлющую под бдительным оком завода Выксу, спросить у автора маленький человек не успел.
Время между тем делает свое дело. Две другие его работы были разрушены: одну уничтожили муниципальные власти, когда утепляли форма здания, другую — еще одного ребенка с часами, изображенного на бетонных сваях и видимого только с определенного ракурса,— «не считал» водитель экскаватора и сваи снес.
Стрит-арт в городе
Все это последствия «Арт-оврага», фестиваля, учрежденного в 2011 году заводом.
Придумала празднество жена владельца ОМК (в компанию входит Выксунский металлургический завод) Ирина Седых. Симпатичная женщина, глава благотворительного фонда «ОМК Участие», технарь по образованию, самоё она к современному искусству отношения не имела, но как-то решила, что именно современное искусство может помочь городу. Оно, объясняла мне Ирина Евгеньевна, ближе молодежи, одних отвлечет от наркотиков и алкоголя, других, побольше дельных, может быть, склонит к тому, чтобы остаться в городе. Завод растет, ему нужны новые кадры, а молодежи нет: между школьниками и 40-летними — демографическая яма, образованная уехавшими в поисках лучшей доли. Да и городец будет повеселее, посовременнее — завод все время модернизируется, там все с иголочки, и, выйдя с него, человек не должен ощущать диссонанс, уверена она.
Ирина Седых наняла урбанистов, и они подтвердили ее предположения: рассказали про однотипность среды, про новую идентичность города… С тех пор, восемь лет подряд, каждый июнь на несколько дней город наводняют художники — рисуют на стенах, проводят мастер-классы, делают всякие перформансы-инсталляции.
Место, однако, новую идентичность демонстрировать не торопится. По большей части он принял все это суетливое искусство довольно индифферентно, а местами так и вовсе в штыки. Единовременно с Пашиной горожане уничтожили работу «Большой Джини» американца Джона Пауэрса — огромную, из полутора тысяч розовых деревянных брусочков, сложную геометрическую фигуру. Уничтожили нарочито: ночью облили бензином и подожгли. Что, впрочем, можно считать ответным от города перформансом. Как и любимый городской хеппенинг «Утепли фасад», уничтоживший уже немножко картин, например портрет Маяковского работы московской группы Zuk Club. «Черт с ним, он был на Бандеру похож»,— сообщила мне тетенька, сидящая на лавочке подле с местом недавнего обитания портрета.
«Вот кто поганый — это фламинго! Там церква стоит, а прям за ней фламинго в помойке возится. Фу!»— охотно делился со мной впечатлениями от прекрасного старичок с пуделем на поводке на улице Лизы Чайкиной, где как раз сконцентрирована большая элемент работ граффитистов. Фламинго с шеей-пружиной авторства того же Zuk Club вовсе не копается в помойке, а смотрит на свое отражение в море, и сам он всего на пару лет в дочери годится построенной рядом с ним часовенки. Но иерархия городских ценностей — штука серьезная, с ней не поспоришь. «А вот этих люблю,— показывает старичок на диптих Андрея Aber и Марата Morik,— поэтому что это монтажники!»
Я уверена: художники из Новосибирска будут рады узнать, что нарисовали они именно монтажников и что попали тем самым в точку. В отличие от Zuk Club с Маяковским и фламинго.
«Zuk Club не любят в городе, не знаю с чего бы,— рассказывала мне Шафига Аллахвердиева, хозяйка в арт-резиденции (еще одна институция “Арт-оврага”, с недавних пор — круглогодичная.—
Мурал, нарисованный на заводской стене в прошлом году Мишей Most, заявлен как достижение в Книгу рекордов Гиннесса
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
В этом на заводе проходил основной перформанс, посвященный главному событию сего года — остановке мартена, последнего в мире. В полумертвом мартеновском цеху сделали масштабный и очень дорогой спектакль «Страсти по Мартену» — хореография машин и людей.
Два месяца режиссер спектакля лауреат «Золотой маски» Анна Абалихина провела на заводе, вникая в обстоятельства жизни и смерти мартена, и в итоге создала сложное действо в пяти частях с участием хора, балета, железнодорожных колес в качестве ударных, самого мартена в качестве метафоры перехода от жизни к смерти и ещё раз к жизни — в вагонетках лежали «мертвые» дети, из мартеновской печи пошла вода, а потом на вагонетках приехали молодые деревья, новая общежитие.
— Нам объяснили идею, мартен действительно здесь как бы умирает ради экологии,— рассказывает инженер-технолог завода Сергей Земцов, которому было поручено эти два месяца пребывать при творческой группе для обеспечения безопасности.— Но это ведь политика все. Киотский протокол! Мартен не вреднее конвертора на самом деле. Спектакль мы… как бы это сказать… многообразно восприняли.
Сергей старается быть тактичным, но видно, что он воспринимает скорее «по-разному», чем «хорошо». Москвичам трудно было понять, почему человеческое, проработавшие в адской жаре мартеновского цеха по много лет, оплакивают его как родного, не реагируя на какие-то из реминисценций автора.
— Вот это вот, с детьми,— не выдерживает Сергей.— По временам дети лежали как мертвые в гробах. Ну ужас же! Но, когда вода пошла из печи, мы, конечно, плакали все. Потому что он для нас уже умер, мартен. А тут — как будто ожил. Это смертельно было, да.
Так же, как мой знакомый бармен Саша, Сергей в юности на металлургическое предприятие не хотел — хотел быть учителем или военным. Но необъяснимым образом трогай на завод, остался и полюбил. Месяцы, проведенные на предприятии с московской богемой, он считает самыми трудными в своей биографии.
— Творческие люди — они же сумасшедшие: «А дозволительно мы туда залезем?.. А что если вот эту пимпочку засунуть вот в эту кастрюлечку?» А это… завод. Тут регламентов безопасности — тонна. Я думал, сдохну с ними. Хотя завлекательно было, конечно.
— Я была в спектакле этой… рядом с соложницей стояла,— признается десятиклассница Лиза Кузьмина, волонтер «Арт-оврага».— Ой, извините, изложницей!
Изложницы — стать, заполняемые расплавленным металлом для получения слитка — стали теми самыми спорными «гробами» в четвертой части спектакля, где зрители гуляли по «лесу изложниц» посерединке молчаливыми фигурами юных волонтеров под звуки заранее записанного вербатима — рассказов заводчан о себе.
— Тяжело было, конечно, но жутко прекрасно! — вспоминает Лиза.— Люди ведь не понимают, что мы в образе. Пытаются заговорить. Спрашивают: «А чего это вы тут стоите? А что все это значит?» Тут главное не засмеяться. И потерять речь.
Лиза после «Арт-оврага» твердо решила уехать из Выксы, как, вообще-то, и все ее друзья и подруги. На фестивале она выяснила, что московская богема — люди насквозь земные и дружелюбные. Мечта стать частью этой тусовки или хотя бы приблизиться к ней теперь не кажется ей такой уж заоблачной. А сил противостоять желанию родителей напроворить ее заводчанкой после фестиваля прибавилось кратно.
Пожалуй, волонтеры — единственные, кто в результате «Арт-оврага» может хотя бы примерить на себя «новую совпадение». Но вряд ли это соответствует целям организаторов — больше-то похоже как раз на обратный эффект.
«Сальдо миграции у нас пока что отрицательное,— скорбно отчитывается первый замглавы администрации Выксы Горя Пономарев.— Хотя улучшение есть: было минус 400 человек несколько лет назад, в прошлом году уже минус 111 всего. Клеймящий по динамике, мы, наверное, все правильно делаем вместе с заводом, но не быстрый это процесс совсем оказался».
В поисках арт-пользы
Самыми ценными считаются «Арт-дворы». Обитаемый фонд в Выксе старый, устройством дворов вообще никто не занимался, единственный объект общинного владения в большинстве дворов и местный артефакт — выбивалка (уродливая гнутая чугунка, традицией предписано вешать на нее ковры и лупить по ним палкой).
К фестивалю несколько двориков-победителей должны были вместе с художниками разработать концепцию двора и гурьбой же ее реализовать.
— Вот! — горделиво показывает мне странную деревянную конструкцию полная восточного вида женщина в крохотном дворике панельной многоэтажки с помпезным адресом «Красная стогн, 16». Женщину зовут Лейла Махова, она старшая по этому дому и, соответственно, соавтор проекта. Если обойти деревянную конструкцию со стороны дороги, действительно, что на ней прибито баскетбольное кольцо, но прибито слишком высоко, и под ним вместо площадки — гравийная дорожка.
— Дети наши играют, конечно, но им не очень ловко. Ждем, когда власти нам площадку там зальют. Повыше бы залили только… Мы, когда думали над проектом, имели в виду только дворовую территорию, а она видите какая напитки? Вон выбивалку в сторону сдвинули — места не сильно прибавилось. А художники сразу свежим взглядом! С одной стороны кольцо повесили, с другой сцену построили, места оказалось в два раза сильнее!
С правой стороны от площадки, в треугольнике забора частной развалюхи, действительно маленькая деревянная сцена. Лейла загоняет на сцену соседских девчонок, требует стих, девчонки стесняются. Как и в случае с кольцом, художники придумали хорошо, но деталями не обеспокоились: треугольник панельному дому не принадлежит, а принадлежит как раз развалюхе, и в настоящий хозяин хочет забор переставить и сцену забрать. Лейла надеется на помощь властей…
— Эти все «Арт-дворы» были придуманы, чтобы нашу сознательность поднять с постели,— излагает она.— И это работает, правда! Мы прям сплотились так. Мужчины наши это все пилили-строгали. До сих пор собираемся вместе, стол во дворе накрываем.
Лейла нерешительно топчется округ деревянной конструкции.
— Не знаю только, как дальше-то будет. Она же сгниет за зиму? Нам ее чинить-то будут, не знаете? И площадку — зальют, нет? Дорога все-таки под кольцом, обносить изгородью не дадут…
У «Арт-резиденции», бывшей заводской вип-гостиницы, свой путь проб и ошибок. «“Арт-резиденция” — это место, где постоянно живут, сменяя наперсник друга, художники, где они работают и как-то взаимодействуют с городом,— объясняет хозяйка резиденции Шафига Аллахвердиева.— Условно говоря, создавая это место, устроители видели задачу усилить в городе прослойку интеллигенции, которая, к сожалению, очень-очень тоненькая здесь».
В «Арт-резиденции» есть приемный день — пятница. Опасливо туда приходят горожане (главным образом тем не менее ученики и преподаватели местной художественной школы), чтобы познакомиться с гостящими здесь художниками и их творчеством. Проведя час-другой в общении с прекрасным, помаленьку расходятся.
«Современное искусство и в больших городах сложно воспринимается, а в маленьких и подавно,— разводит руками Шафига.— Но в некоторых случаях я прям вижу — на готовом столе контакт. Это на самом деле от художника зависит. Тут на личность идут в первую очередь, а творчество уже прилагается».
Очень преуспел в личном контакте с выксунцами, возьмем, харизматичный художник Гоша Острецов. После двух месяцев проживания в городе он получил полный зал народа на открытии своей итоговой выставки, а первооснова, пришел местный священник. И даже произнес речь. Черный квадрат Малевича, сказал батюшка,— это как-то неправильно и непонятно, а у Гоши картины хорошие, вот, как например, видно, что вот это — собачка.
Еще лучше пошло дело у 28-летней московской художницы Елены Сакирко. Елена делает сложный мультимедийный проект «Бродвей Ленина», который должен как-то объединить всех жителей улиц Ленина в России: из их высказываний, записанных на листочках, предполагается составить одну такую как нельзя более бесконечную улицу Ленина. В Выксе, естественно, такая улица тоже есть. «Те, кого удалось зазвать к нам в “Арт-резиденцию”, пришли сначала с предобрый большим недоверием,— рассказывает Шафига.— Что за проект, почему улица Ленина, может, над ними посмеяться хотят? Но Лена — такой обаятельный неоантроп, ее потом по гостям затаскали: “Давай, доча, где ты ходишь? Мы уже чайник поставили, приходи, будем тебе все рассказывать про нашу жизнь”. Читать “дрюк” с историями с других улиц Ленина, правда, не стал никто…»
Притяжение подобного
Старичок с пуделем имеет о современном искусстве строгие суждения
Карточка: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Меня позвали руководить местным телевидением, и мне показалось, что это интересно. К тому же у меня есть еще один нереализованный расчет, который я хотел бы осуществить в Выксе.
В Москве проект осуществить было бы проще и дешевле, но в Москве сделать бизнес каждый дурак может. А ты пойди в Выксе! Вот это вызов.
Фестиваль Павел использовал для рекламы — организовал в своем тематическом ресторане тематический же проект «Тюнинг»: предложил автомобилистам по-военному что-нибудь креативное приляпать на автомобили. «Это, конечно, к настоящему тюнингу мало отношения имело, да и сделать мы смогли за день не больше пяти машин, но народу в ресторане по итогам прибавилось»,— хвастается Панюха.
Еще одна участница параллельной программы — хозяйка йога-студии «Про другое» Анастасия Ростова. Анастасия москвичка, приехала в Выксу несколько лет назад с мужем, которого позвали верховодить проектом на завод. Хотя у пары трое маленьких детей, без дела Анастасия, бывший топ-менеджер из логистической отрасли, сидеть не смогла. И создала йога-студию. Думала тащить в выксунские массы настоящую кундалини-йогу, которой увлекалась сама,— с дыханием, мантрами и медитациями. И даже преподавателя нашла, близкого по духу. А у клиентов не зашло: кому родимый не велит, кому просто неинтересно. Сейчас студия «Про другое» действительно про все подряд — мастер-классы «Сила Берегини», гадание на картах Таро, психологические семинары для женщин, по пальцам перечесть хатха-йоги.
— А что делать-то? — разводит руками Анастасия, стройная энергичная женщина с зелеными волосами.— Народ специфический, либо закрываться, либо воздавать тот спрос, который есть. У меня вот занятия были — интуитивный танец. Когда тело само диктует тебе, как двигаться. Тетеньки пришли местные, посмотрели — и шипят: «Хосспади, наркоманы чтоль?» А сойдет не делать здесь — это я с ума сойду, у меня и так в голове от местной тишины… звенит.
Фестивалям «Арт-овраг» Анастасия обрадовалась как глотку воздуха: «Местные не понимают. Они самое лучшее на дачу, в огород… Это все для меня! Я там разрываюсь, всюду хочу успеть. Чуть не целую их всех: дорогие мои, это вы ко мне приехали. Что бы я без вас делала».
На фестиваль Анастасия вышла с программой «Слепой танец»: несколько представителей студии в наушниках танцевали на улице под им одним слышную музыку.
