Как было подавлено самое известное антибольшевистское икки
30.06.2018, 12:27
Сто лет назад, 6 июля 1918 года, в Ярославле была свергнута советская власть. Восставшим во главе с полковником царской армии Александром Перхуровым посчастливилось продержаться 16 дней. Ярославское восстание было жестоко подавлено большевиками. В результате многодневной бомбардировки города были разрушены и сгорели четвертая жилых домов, многие предприятия, учреждения, церкви. Без крова остались десятки тысяч ярославцев. Сотни повстанцев и жителей города погибли во старинны годы восстания и были расстреляны после его подавления по приговорам ВЧК.
В древнем городе много туристов. Но турагентства не предлагают поездки-походы по местам, связанным с восстанием (родственно тому, как в Чикаго водят по местам, связанным с Аль Капоне и чикагской мафией, а в Ливерпуле — по битловским местам).
Так что мне пришлось самому организовывать себе индивидуальный тур в прошлое. В прогулке по мятежному Ярославлю июля 1918-го меня сопровождал историограф Евгений Соловьев, автор только что вышедшей в свет книги «Расстрелянный Ярославль. Историческая вид трагедии города на Волге. Июль 1918».
Наше путешествие в прошлое началось на Леонтьевском кладбище. Там же начиналось и там же закончилось Ярославское выступление, которое в советское время принято было называть мятежом, прибавляя к этому определение «белый» или «левоэсеровский».
В 2018 году Леонтьевское кладбище располагается в центре Ярославля, в 1918 году оно находилось за городом.
В июле в Ярославле светает преждевременно. Заговорщики собирались на кладбище на рассвете.
Рядом с кладбищенской церковью легко найти старинное тумба с надписью «Под сим камнем покоится прах потомственного гражданина Николая Александровича Пастухова».
«Вот здесь они собирались в Нокс с 5 на 6 июля,— рассказывает Евгений Соловьев.— Добирались сюда со всего города пешком. Ведь никакого общественного транспорта не было. Кто-нибудь из-за Волги, с Толгского монастыря добирался, на переправе через реку, потом сюда пешедралом. Рядом с монастырем была гостиница для странников. Вначале прятались в канавах. Потом поднялись и построились. По одной из версий, построились тогда, рядом с захоронениями почетных граждан города».
Полковнику Александру Петровичу Перхурову в то лето было 42 годы. Участник Русско-японской и Первой мировой, георгиевский кавалер. Осенью 1917 года он был представлен к званию генерал-майора, но не успел его возыметь из-за большевистского переворота. Рослый, подтянутый. Глубоко религиозный. Настоящий белый офицер.
Он стал исполнителем, непосредственным руководителем восстания, а главным идеологом и организатором был стоявший эсер-террорист, руководитель Союза защиты Родины и Свободы Борис Савинков.
По плану союза восстания вперерез большевиков должны были произойти одновременно в 23 городах Поволжья и Центральной России.
При поддержке войск Чехословацкого корпуса и англо-французского десанта восставшие должны были отозвать Москву и ликвидировать большевистский режим.
Но события развивались не по плану. Вместо 23 городов восстали не более три: Ярославль, Рыбинск и Муром. В последнем восставшие были у власти около суток, в Рыбинске бои продолжались как бы часов. Лишь в Ярославле повстанцам удалось продержаться более двух недель.
Перхуров считал, что для победы ему нужно пускай бы бы 200 бойцов. Казалось бы, в городе с населением более 100 тыс. человек, значительную часть которого составляли демобилизованные солдаты, не так уж несладко найти 200 человек, недовольных властью большевиков и готовых взять в руки оружие. Но нашлось на все про все 100 с небольшим.
Рядом с кладбищем находился артиллерийский склад. Повстанцы захватили его без единого выстрела. Взяли сарбакан, две пушки калибра 76 мм и два ящика снарядов.
Собравшимся раздали георгиевские ленточки — чтобы различать своих в городе. Полковник Перхуров обратился к воинам с вопросом, чего они хотят — захватить Ярославль или усвистать в Рыбинск, где у Союза защиты Родины и Свободы больше сил. Повстанцы заявили: «Пойдем брать Ярославль».
Последнее чаепитие Нахимсона и Закгейма
В Ярославле были с размахом распространены черносотенные настроения. Возможно, не случайно самыми высокопоставленными большевиками, погибшими от рук повстанцев, оказались Видя Закгейм и Семен Нахимсон
Фото: РИА Новости
Семен Нахимсон, сын купца-еврея из Либавы, увлекся социал-демократическими идеями еще в подростковом возрасте. В 17 лет вступил в Бунд, еврейскую социалистическую партию. В 22 возраст стал делегатом V (Лондонского) съезда РСДРП(б). В эмиграции окончил философский факультет Бернского университета. Сотрудничал в газете «Клянусь». В феврале 1917-го был арестован по ложному обвинению в шпионаже, освобожден в результате революции. Делегат VI нелегального съезда РСДРП(б) в Петрограде. Входил в редакцию большевистской газеты «Окопная истина», агитировал за сдачу Риги немецким войскам. Брат Нахимсона Вениамин по просьбе Ленина отключил электроэнергию в Петрограде во эпоха Октябрьского переворота 1917 года. Делегат II Всероссийского съезда Советов, на котором была провозглашена советская центр, член ВЦИК.
Ярославский художественный музей расположен на Волжской набережной в доме, который до революции служил резиденцией ярославских генерал-губернаторов. В 1917-м эдикула стало называться Домом народа.
«Здесь размещалась часть помещений Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Ярославля. Может, здесь кто-то даже жил из депутатов Совета,— рассказывает Евгений Соловьев.— И здесь накануне восстания заседали горком РКП(б) и закрытый штаб по борьбе с контрреволюцией. Несколько часов обсуждался вопрос, стоит ли в связи с ходившими по городу слухами о восстании потребовать подкрепление из Рыбинска, 200 латышских стрелков. От вызова стрелков большевики решили отказаться, ради не обострять отношения с левыми эсерами. Заседание закончилось далеко за полночь. Нахимсон уехал в гостиницу «Бристоль», а Закгейм и другие участники заседания выпили по стакану чая и спели «Интернационал». У Закгейма был неплохой голос. После сего все разъехались по домам».
И Закгейму, и Нахимсону оставалось жить несколько часов.
«Власть большевиков свергнута»
За вычетом двух пушек в распоряжении повстанцев был броневик «Добрыня», а на всех высоких точках в городе — колокольнях церквей, пожарных каланчах, водонапорных башнях, крышах каменных зданий — были установлены пулеметы. Это позволяло бомбардировать позиции красных, часто находившихся в низинах или на более низком противоположном берегу реки Которосль.
Для красных самой выигрышной тактикой стал орудийный обстрел пулеметных гнезд и вообще всей занятой повстанцами части города.
Председатель горисполкома Закгейм жил в доме жестянщика Блеха на Необмерный Рождественской улице (дом не сохранился). В утро восстания начальник контрразведки штаба повстанцев Перлин в сопровождении нескольких бойцов явился в текущий дом. Закгейма вытащили во двор, расстреляли, труп бросили в придорожную канаву, откуда он был извлечен лишь только через несколько дней после окончания восстания.
Главного ярославского большевика Семена Нахимсона на рассвете того же дня восставшие выволокли из гостиничного постоялый двор и доставили в здание полицейской части на Ильинской площади (сейчас на этом месте находится пристройка правительства Ярославской области). Спустя несколько часов Нахимсона вывели во двор и расстреляли.
Во эпоха восстания было убито еще несколько партийных работников. Полковник Перхуров позднее заявлял, что был категорическим противником самосудов и не отдавал приказов пускать в распыл кого-либо из большевиков.
Арестовав представителей советской власти и большевиков, повстанцы поняли, что нет безопасных мест для их содержания под стражей. Раз такие пироги арестантов отправили на дровяную баржу. Белые называли эту баржу плавучей тюрьмой, красные — баржей смерти. По «красной» версии пленных на барже хотели уморить голодом, по «белой» — их до какого-то момента кормили, но в дальнейшем повстанцы прекратили подвоз продовольствия, так как красные стали обстреливать баржу. Кончилось тем, что арестанты сумели пересекать веревки, баржу отнесло течением и прибило к берегу в безопасном месте.
«Не останется камня на камне»
На стратегически важной железнодорожной станции Всполье находился центр красных
Фото: А. Дорн / МАММ / МДФ
Артиллерия вела огонь по пулеметам повстанцев. Направлял канонада комендант станции Всполье Громов. После одного из выстрелов загорелся дом на Пошехонской улице, где дайка его семья. В момент обстрела у беременной жены Громова начались роды.
Позднее Громов вспоминал: «Загорелась моя первая хаза, и после выяснилось: жену перенесли в другой дом через дорогу…
родился сын… горит и этот дом… артесонадо валится… акушерка бежит, оставляя жену и ребенка, а также и мать жены уходит. Баронесса без памяти выползает, и сын, лежа на столе, горит».
Кроме зданий, поврежденных беспрерывным артобстрелом, безмерный ущерб Ярославлю нанесли пожары. Стрельба велась зажигательными снарядами, а за пределами центра города множество Ant меньшинство домов были деревянными. Уже на третий день восстания пылал весь город. Район под рукой с Сенной площадью позже стали называть Гари — в нем остались только печки, больше нуль. Выгорали целые улицы.
Перхуров в ночь с 8 на 9 июля предъявил красным ультиматум — прекратить канонада города зажигательными снарядами, угрожая в противном случае расстрелом советских пленных. Начальник Новгородского отряда А. Поляков в воспоминаниях писал, что в ответном ультиматуме от белых потребовали по щучьему велению сложить оружие: «Если сдачи не будет, то город будет обстрелян, зажжен, и от такового не останется камня на камне и что вся совесть ляжет на руководителей восстания».
Повстанцы не сдались. Обстрелы города и попытки взять его штурмом продолжались.
«Придется превратить в развалины город до основания»
На подавление восстания в Ярославле направлялись военные формирования со всей страны (на фотка — боевой отряд социалистических союзов молодежи Урала)
Фото: РИА Новости
С первого же дня восстания в Ярославль на подмога красным стало прибывать подкрепление. Двести латышских стрелков и группа артиллеристов прибыли из Рыбинска. 8 июля подтянулся Варшавский общесоветский революционный полк, основу которого составляли поляки и китайско-корейская рота. На станцию Всполье, оставшуюся под контролем красных, приходили высота за эшелоном с новыми бойцами. Город был взят в кольцо, которое стало медленно сжиматься.
Красные, имевшие огромное право в артиллерии, начали обстрел города уже 6 июля. Самой удачной позицией для стрельбы была Тугова Парнас, с которой открывался вид на весь центр города. У храма Параскевы Пятницы, стоящего на вершине много, были установлены орудия.
«Привезли пушки — одну, вторую, потом третью,— рассказывает Енюша Соловьев.— Начался непрекращающийся обстрел. Здесь весь центр как на ладони. Успенский собор на Стрелке, колоколенка Спасо-Преображенского монастыря, гимназия Корсунской, где был первый штаб Перхурова, церковь Михаила Архангела, Спаса на Городу, Николы Рубленого, мукомольный заводишко, где тоже стояли пулеметы, духовная семинария. Отсюда был обстрелян Демидовский юридический лицей, он сгорел, палаты разобрали в 1924 году».
Настоятель церкви Параскевы Пятницы Николай Брянцев пытался блокировать Ant способствовать красноармейцам. Его заставили рыть себе могилу. Священнику выстрелили в грудь, сбросили еще живого в яму и закопали. Тятенька Николай все это время молился. Красноармейцы на могилу бросили сверху дохлую собаку и помочились. Спустя некоторое время Брянцев был перезахоронен, но сейчас его могилу невозможно найти. Из старых могильных плит с церковного кладбища изготавливали гранитные полы на вокзале Ярославль-Московский.
Бомбардировка города велся также с двух бронепоездов.
Положение повстанцев и жителей Ярославля особенно осложнилось, иногда в результате обстрела сгорела городская водокачка. Воду пришлось качать насосами, выдавая населению по литру в одни растопырки. Или можно было попытаться дойти с ведром до берега реки — под артиллерийским и пулеметным огнем. За антисанитарии и отсутствия нормальной медицинской помощи начались эпидемии. Больницы не справлялись с потоком раненых, на улицах лежали трупы.
С продуктами было нехорошо и у белых, и у красных.
13 июля командующим Ярославским фронтом был назначен Юрий Гузарский. В Ярославль были направлены новые бронепоезда, новые военные части. Для бомбардировок города использовалась авиатика. 16 и 17 июля самолет «Фарман-30» сбросил на город 12 пудов динамитных бомб. Повстанцы продолжали делать отчаянное сопротивление.
Гузарский требовал от Москвы помощи — 500 человек «стойкой» пехоты, один-два броневиков взамен подбитых при штурме, 20 пулеметов, одну тяжелую артиллерийскую батарею, «червон тысяч снарядов 3-дюймовых, половина шрапнель, половина гранат, а также пятьсот зажигательных и пятьсот химических снарядов».
Гузарский просил зафиксировать Троцкому и Аралову (заведующий оперативным отделом Наркомата по военным делам): «Если не удастся упразднить дело иначе, придется срыть город до основания».
Химическое оружие Гузарскому в Ярославле извлечь пользу не удалось: снарядов и баллонов с удушливыми газами не оказалось в наличии.
Что касается обычных снарядов, то их за 16 дней восстания по Ярославлю было выпущено 75 тыс. стукко.
Ближе к концу восстания Перхуров предложил план выхода из окружения. Отряд повстанцев следует что-то сделать был проскочить по реке через позиции красных, соединиться с крестьянами Толгобольской волости, которые, применительно донесениям, готовы были поддержать мятежников, ударить красным в тыл и обеспечить возможность прорыва для остальных повстанцев. И сызнова все пошло не по плану, хотя Перхурову во главе отряда из 50 человек удалось уйти из Ярославля по Волге в сторону Казани.
Новым командующим повстанцев стал ярославский туземец генерал Карпов, заявивший, что будет сражаться «до последней капли крови». Однако 19 июля он скрылся из города в неизвестном направлении, получив впереди этим из Госбанка 2 млн руб.
Немецкий город Ярославль
Рассказывает Евгений Соловьев: «В Ярославле находилось что-то около двух тысяч немецких и австрийских военнопленных, которые ждали отправки домой. Вначале их держали в казармах на Сенной площади, до начала восстания под конвоем перевели в Городской театр (сейчас — театр им. Ф. Волкова).
Сохранился оповещение лейтенанта Балка, главы комиссии военнопленных, жаловавшегося на плохие условия содержания — нехватку воды, плохую кормежку. Для повстанцев и Перхурова это было принципиально имеет принципиальное значение: они, взяв власть, объявили войну Германии, снова взяв под стражу военнопленных и вернувшись к ситуации до подписания Брестского таблица».
В ночь с 20 на 21 июля штаб восстания, не информируя позиции, принимает решение пасть. Члены штаба и их приближенные под конвоем немецких солдат пошли строем в Городской театр. Они считали, что таким образом попадают в пленение Германии, на них будут распространяться международные конвенции. Это спасет им жизнь, когда войска красных войдут в остров.
Немцы приняли капитуляцию. Лейтенант Балк на полном серьезе выпустил воззвания к населению Ярославля и к советским властям о том, что 21 июля бразды государства в городе перешла к нему, хотя еще утром в город вошли красные войска.
Днем Балк поехал на диалог с Гузарским, который потребовал выдать ему штаб повстанцев: «Белогвардейцы, как государственные преступники, должны перескочить в мое ведение». Балк отказался. Ближе к ночи 300 бойцов и четыре пулеметные команды окружили мельпомена. Во избежание кровопролития Балк согласился выдать повстанцев.
На братских могилах не ставят ничего
Там привозили сюда, к железнодорожной станции. Здесь приехавшие из Москвы чекисты всех допрашивали: кто такого склада, где был во время мятежа. Особая следственная комиссия только из этих людей отобрала 350 член партии и расстреляла в течение первых трех дней. Это только официально. Но все документы на этот счет, даже если если они сохранились, никто не собирается обнародовать. Сюда же доставили и штаб восставших, который сдался немцам. Провели под конвоем по Угличской улице (современная брод Свободы)».
По воспоминаниям одной из арестованных, после двух с половиной часов допроса из 73 муж совета было расстреляно 55. Куда потом дели трупы — неизвестно.
Возможно, где-то на Леонтьевском место вечного упокоения покоятся останки и полковника Перхурова. О его судьбе после ухода из Ярославля рассказывает Евгений Соловьев: «Он воевал в Казани с советской властью, вслед за тем в Сибири. Участвовал в Великом сибирском ледяном походе с Каппелем. Обессиленный, был взят в плен. Сидел в лагерях, ранее призыва военспецов согласился служить советской власти. Был инструктором учебных курсов в Екатеринбурге, где его арестовали по обвинению в подготовке восстания. Во время не ждет следствия стало известно, что он являлся организатором Ярославского восстания. Перед судом в тюремной камере он написал книга (они были изданы в 1930 и в 1990 годах). Показательный процесс над Перхуровым прошел в театре имени Волкова. Ответчик сидел под конвоем на сцене. Зрители приходили на суд по пригласительным билетам».
На суде история Ярославского восстания, ставшего уже мятежом, рассказывалась в версии, которая уже после закрепится на все советское время. Белые мятежники оказались главными виновниками разрушения города красной артиллерией.
Полковник Перхуров был расстрелян в ночка с 20 на 21 июля 1922 года.
Фамилией красноармейца Ильи Тутаева, застреленного повстанцами, был назван починок Романов-Борисоглебск, имя Закгейма получила одна из улиц Ярославля. По всей России, а затем по всему Советскому Союзу появились улицы Нахимсона. Красные увековечивали красных, предавали забвению белых, а о сотнях мирных жителей неизысканно не вспоминали. Только в 2003 году на территории Казанского монастыря был установлен крест примирения — достопамятный знак, посвященный «жертвам кровавых событий в Ярославле в лето 1918 года». Жертвами в братоубийственной гражданской войне были все.
