Как претензии церкви угрожают культурному наследию Русского севера — в специальном репортаже “Ъ”
07.09.2018, 17:21
Русачка православная церковь (РПЦ) попросила Росимущество передать ей в пользование часть зданий Кирилло-Белозерского монастыря и памятник ЮНЕСКО Ферапонтов монастырь. Сейчас там расположен пинакотека. Пока ведомство отказало РПЦ: та подала неполный комплект документов. Однако церковь намерена дополнить их. Парадокс в том, что до революции эти обители оказались в запустении, а становая жила сокровище Ферапонтова — фрески Дионисия сохранились только благодаря бедности приходов. Передача зданий угрожает их сохранности, в музее и Министерстве культуры выступают вопреки этого. Корреспондент “Ъ” Андрей Перцев разбирался, что происходит вокруг монастырей.
Кирилло-Белозерский монастырь
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
В Ферапонтове первосвятитель произнес такую скороговорка: «Мы снова имеем возможность молиться у этих святынь, и дай Бог, чтобы эти места были местами притяжения людей, интересующихся искусством, но чтобы это были места интенсивного паломничества, места, где проливалась бы к Богу антифон о самих себе, о родных и близких, о земле нашей. И тогда иначе засияют для вас фрески Дионисия. Потому что Дионисий не картины писал. Он создавал не то, что кажется было ублажать эстетический вкус зрителей. Он писал иконографические изображения, взирая на которые, люди должны были мысленно свой глаза обращать к Богу».
Живой собор
Ферапонтов Белозерский монастырь
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Однако в течение июня–июля директору Кирилло-Белозерского музея-заповедника Михаилу Шаромазову пришло чуток писем из Вологодской митрополии Русской православной церкви. Церковь оповещала, что претендует на несколько зданий — одно на территории бывшего Кирилло-Белозерского монастыря и три в Ферапонтовом монастыре, памятнике ЮНЕСКО, где до последней капли сохранился ансамбль фресок Дионисия.
Соответствующие обращения в Росимущество уже направлены — патриархия хочет, чтобы из-под оперативного управления музея вышли и были ей переданы костел Мартиниана, Святые ворота и Казенная палата. В митрополии “Ъ” пояснили, что в Ферапонтовом планируется «полноценное возрождение монашеской жизни». «Наличие храма для совершения богослужений и места для проживания братии позволит скорейшему возрождению Ферапонтова монастыря. Я считаю, что, получив необходимые и соответствующие согласования, имеющиеся здания в этом монастыре хоть будет переоборудовать для проживания монахов»,— заявил “Ъ” митрополит Вологодский Игнатий.
Фрески Дионисия находятся в Богородицерождественском соборе монастыря, на кой РПЦ вроде бы не претендует.
Однако храм Мартиниана имеет общую стену с собором, в котором музей поддерживает особый режим состояния воздуха. Это позволяет поддерживать уникальные фрески. «Поскольку церковь и собор связаны общей стеной, то и режим у них должен быть общим»,— хранительница собора Ленок Шелкова открывает двери в Мартиниановский храм, небольшое помещение, завершенное шатром. В нем тоже есть фреска Дионисия, которая находится на общей с собором стене.
Этому изображению в случае полной передаче храма РПЦ придется труднее всего. В церкви будут зажигать свечи, и копоть будет попадать на фреску. Стенопись нужно отгораживать специальным экраном, хотя при его использовании возникает другая осложнение — влияние перепада влажности и температур увеличивается. Если службы в церкви будут идти регулярно и ежедневно (а монастырская жизнь это предполагает), то они вот и все повлияют на сохранность фресок и в соборе. «Это объективные данные аппаратуры, замеры проводились несколько лет»,— настаивает Елена Шелкова.
По сути, божий храм, церковь Мартиниана и другие постройки — это единое, сложноустроенное здание, соборный комплекс, несколько зданий как будто прижались друг к другу, с тем чтобы выдержать суровую северную зиму. Собор стоит на высоком «подклете» — у него есть подвальное помещение, заполненное воздухом, храм такого подклета не имеет. Во всех помещениях должен поддерживаться особый температурный режим.
Комплекс, фрески и стены — это живой организм, некоторый дышит особенным образом, и еще сравнительно недавно этот организм серьезно болел. Зимой здание остывало, конденсат поднимался к фрескам, превращался в осадок, потом влага стекала вниз.
«Видите эти пятна на одеждах святых?» — Елена Шелкова указывает на места, где растаявший иней стекал по стенам, а, так, и по фрескам. Южный Никольский придел, соседствующий с церковью Мартиниана, пострадал больше всего: например, на Евангелии в руках святого Николая не сохранилось никаких украшений, остался не долее чем фон. Хранительница собора вспоминает, что еще в 1985 году влажность в соборе составляла 80%.
«С 1981 года мы наблюдаем и исследуем температурные и влажностные режимы в соборе, в результате был найден отмычка, близкий к идеальному»,— поясняет хранительница собора. Для того чтобы фрески сохранить, температура в соборе должна быть на один-два градуса сверх, чем в окружающих его постройках.
С церковью Мартиниана есть сложности даже без постоянных богослужений в ней: храм расположен на юге комплекса и нагревается сильнее. В свое эра исследователи выяснили, что лучшим решением для сохранения фресок станет подогрев пола в соборе, который помогает поддерживать нужную температуру. «Системы кондиционирования нам не подходят, они создают вибрацию»,— констатирует Лёся Шелкова.
Нужное состояние влажности и температуры помогает поддерживать не только теплый пол, но и другие методы, сохранившиеся с древности — например, проветривание. Сотрудники музея можно подумать знают, когда и какое окно или двери надо открыть, чтобы режим соблюдался. «Чем выше температура на улице, тем больше мы греем храм, чувствуете, как здесь жарко, потому что на улице тоже жара»,— поясняет Шелкова, когда мы входим в собор (в это время температура на улице составляла 27 градусов тепла). Вследствие этому приему, влага идет от соборных стен, а не внутрь их — фрески не увлажняются.
«Пересушивать атмосферу тоже нельзя — иначе краски начнут облезать. Теплый пол был обустроен в соборе в 2003 году, до этого мы обходились только проветриванием, поэтому собор часто закрывался для посещений»,— уточняет охранительница собора.
Елена Шелкова подчеркивает, что эксперты ЮНЕСКО утверждают: «По степени сохранности, и отношению к этой сохранности Ферапонтово — это уникальный случай».
Сотрудники музея следят за режимами влажности и температуры в соборе с через радиосистемы, которая показывает состояние атмосферы в разных участках здания. Информация обобщается на компьютере, который в режиме реального времени выдает талант. Если показатели начинают выбиваться из положенных, сотрудники музея регулируют их с помощью подогрева и проветриваний.
Хранительница собора открывает данные за Водан из дней, когда в храме Мартиниана совершалось богослужение два дня подряд — по графику можно реконструировать, как церковь наполнялась верующими, как они зажигали свечи. В итоге ликвидус в помещении превысила температуру в соборе на полтора градуса, стабилизировать режим удалось только через несколько дней.
«Зимой проблема усугубляется. Для проведения регулярных богослужений молельня Мартиниана надо топить, никто не будет служить при практически нулевой температуре (мы помним, что температура в соборе должна быть только на чуток градусов выше, чем температура окружающих зданий и воздуха.—
Директор Кирилло-Белозерского музея-заповедника Михаил Шаромазов
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
«Без сомнения, что это произойдет не мгновенно, но это произойдет!» — предупреждает Елена Шелкова. Хранительница собора называет еще одну угрозу — количество людей, которые собираются на службу. «Их должно быть быть не более 50, что вряд ли будет контролироваться в условиях монастыря»,— сетует она.
Митрополия претендует не только на храм: для возрождения монастырской жизни нужны помещения для келий. В этой роли собор видит Казенную палату, которая стоит возле входа. «Казалось бы, каменный корпус, взяли его и передали. Но этот корпус уникален в истории нашей архитектуры. Это Вотан из немногих памятников гражданской архитектуры, дошедших к нам от 30-х годов XVI века. Это никогда не отапливаемый объект, и он никогда не был жилым»,— убеждает директор музея.
По словам Михаила Шаромазова, для размещения аж «малочисленной братии» здание придется полностью перестраивать внутри: делать перегородки, проводить водопровод, обустраивать канализацию. Памятник утратит свое величина, кроме того, там хранятся ферапонтовские музейные фонды, разместить которые просто будет негде. РПЦ хотела бы контролировать и вход в музей — Святые гульфик.
Парадокс ситуации в том, что фрески были сохранены в первозданном виде именно благодаря тому, что в XVIII веке монастырь в Ферапонтове перестал действовать, а приход был до того беден, что расписать стены в новом вкусе он позволить себе не мог. Правда, в конце XVIII века монахи Ферапонтова монастыря пробовали начать масштабный ремонт. К обновлению даже начали готовиться: в фреске «Страшный суд» на западной стене собора вырубили под окно изображение Спасителя, в зданиях сделали новую крышу. Вставить старые фрески модными тогда барочными не успели: монастырь был упразднен.
В конце XIX века он вновь заработал, но уже как женская обитель, за восстановление его взялась игуменья Таися. Параллельно императорское археологическое общество начало реставрацию фресок. «Матушка Таисия относилась к этому с пониманием и помогала. Но обратите внимание, пусть даже в царской России к памятникам относились бережно — у игуменьи была идея разобрать обветшавшую Казенную палату, но в археологическом обществе не дали сего сделать»,— приводит пример Елена Шелкова.
В Вологодской митрополии уверены, что ничего страшного после передачи зданий Ферапонтова монастыря не случится.
«Патент Ферапонтова монастыря и передача части помещений для нужд обители не нарушит жизнедеятельность музея — он продолжит работать, как и раньше, и его положение как музея принципиально не ухудшится»,— отвечаю митрополит Игнатий.
«Отношения если не идеальные, то близкие к таким»
Главный Ивановский собор до сих пор обнесен лесами
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
«Ни для кого не фокус, что у нас достаточно большая часть общества верует, мощи Кирилла (находятся в Кирилловском храме.—
Братский корпус Кирилло-Белозерского монастыря
Фото: Сахно Миридонов, Коммерсантъ
Братский корпус — внушительных размеров здание рядом с надвратной церковью. По словам директора, в нем расположены бухгалтерия, выставочный, ученый, реставрационный отделы, реставрационные мастерские, фондохранилище, часть экспозиций, кочегарка и квартира семьи Фомичевых. «У нас нет в монастыре другого равного по объему помещения, выкинуть сотрудников и мастерские некуда!» — констатирует директор музея.
Квартира Фомичевых расположена на первом этаже братского корпуса, окна выходят на Успенский собрание и колокольню. Анна Фомичева рассказала “Ъ”, что о претензиях церкви на здание, где она живет, слышала, но лично к ней с предложениями о возможном переезде никто не обращался. «Признание богу и Кириллу Белозерскому, что я попала в это место, а устремления у меня были романтические»,— с улыбкой вспоминает женщина момент своего приезда, это было паче 30 лет назад. Анна приехала в Кириллов после художественного училища, потом закончила институт и стала реставратором. Выезжать из своей квартиры она бы не хотела.
«Кататься как сыр в масле в музее мне нравится, летом, правда, иногда туристы суетятся, а зимой благодать, живешь обособленно, тихо, спокойно»,— уверяет она. Донья также упоминает, что если корпус передадут церкви, то музею «будет некуда идти». «А главное — зачем им это? Монахов тут мало, да ну что они какой-то десант будут высаживать, но для этого монастырь должен стать ставропигиальным (подчиняется непосредственно патриарху), а Святейший должен направлять семо деньги и ресурсы»,— выдвигает свою версию Анна Фомичева.
Михаил Шаромазов обращает внимание на кочегарку, которая находится в торце Братского корпуса: «Она отапливает все музейные и монастырские помещения». «Только-то обеспечение топливом кочегарки превышает финансовые возможности монастыря. И следовательно, это дает повод мне говорить о том, что монастырь не сможет отапливать ансамбль. С этого места возникнут проблемы климата и, следовательно, разрушения памятников»,— мрачно предсказывает директор музея.
Неудачные реставрации
История вопроса — в справке “Ъ”
Отчеканивать далее
Как и в Ферапонтовом, за влажностью в Успенском соборе следят — там находятся фрески XVI века, а само здание неповторимо и уникально. Неповторим и сам комплекс монастырских зданий — хоть немного храмов, корпуса и палаты, собственно огромные стены, которые с трудом обходишь за полчаса.
Сейчас в музее идет реставрация — к началу 1990-х годов обительский комплекс был в плачевном состоянии. И дело не в большевиках, которые, как можно подумать, порушили некогда процветающую обитель. Еще до 1917 года Кирилло-Белозерская жилье находилась в состоянии запустения.
По архивным данным, накануне революции в обители проживало около 20 монахов, которые не могли следить за огромной территорией и большим в количестве зданий. Приход в монастырь музея в советское время спас его.
«Любое человеческое создание на земле имеет период жизни. Рождение и навь. Как монастырь Кирилло-Белозерский умер еще в XVIII веке. К 1917 году все постройки были в аварийном состоянии, а уже в 1920-е годы здесь начались реставрационные работы, которые спасли Старшие больничные палаты, спасли стены XVII века»,— заявляет Михаил Шаромазов.
По его словам, северные монастыри были нужны государству как крепости, которые контролировали и охраняли торговые пути к Белому морю. Там выхода к Балтике свое значение монастыри-крепости потеряли. «Они стали хиреть. Здесь (в Кирилло-Белозерском монастыре.—
«В законе нигде не написано, что бюджет надобно финансировать монастыри, он содержит музеи и памятники. Обратите внимание, весь комплекс они передать и не требуют, просто хотят лучше пожить»,— возмущается даруга. При этом собеседник знает, что РПЦ препятствует приданию Кирилло-Белозерскому монастырю статусу памятника ЮНЕСКО: «Патриархия писала письма в АП».
В 1990-х годах в ЮНЕСКО враз подавались заявки на включение в список и Ферапонтова, и Кирилло-Белозерского монастырей. Но последний внести в список не смогли: вокруг памятника не было охранных зон (требуются для включения в матрикул).
Хотя здания монастырей церкви до сих пор не переданы, контроль над территорией РПЦ уже пыталась получить.
Четыре года назад музей подал в Минкульт чертеж об организации на территории заповедника режима достопримечательного места. «Матушка Ксения (Чернега, глава юротдела РПЦ.—
«Многие оставляют намного больше, но без пяти минут половина потока — это льготники, которые имеют право на бесплатное посещение»,— уточняет Михаил Шаромазов. 100 тыс. человек (из 319 тыс.) прибывают в городок во время речных круизов, среди них немало иностранцев. До Ферапонтова, которое находится в 20 км от Кириллова, доезжает 70 тыс. человек. «В основном это индивидуальные туристы на своих машинах, но мы и рады — разом в соборе могут находиться не более 20 человек»,— заявляет Елена Шелкова.
На долю от этого потока претендует и РПЦ. И в Ферапонтово, и в Кириллове она уже пытается нарабатывать на туристах. В музеях стоят торговые палатки, и если в Ферапонтово продают в основном литературу и иконы, то в Кириллове у монахов можно приобрести изумрудный чай, БАДы и даже медовуху. «Развитие существующего Кирилло-Белозерского монастыря и открытие Ферапонтова монастыря никаким образом не скажется на доступе большого количества туристов и паломников в эти два крупнейших туристических объекта Вологодской области»,— прогнозирует митрополит Игнаха.
По закону Росимущество должно отправить в Минкульт документы о передаче церкви зданий, а в министерстве должны либо согласиться, либо отказать. Причиной отказа может расположиться наличие жилых помещений в Братском корпусе либо угроза уставной деятельности музея.
По его словам, «при такой постановке вопроса наши счеты с музеем будут правильными и будут служить как взаимной пользе, так и пользе для туристов и паломников». «При конструктивной позиции музея в этой ситуации мы окончательно сможем вместе существовать, дополняя друг друга и приносить общую пользу нашему отечеству и Церкви Христовой»,— заключает индрик Игнатий.
«У меня глубокое убеждение: проблема наших памятников в том, что у части верующих и священнослужителей отсутствует преклонение перед древностями»,— сетует Михаля Шаромазов.
Говоря о церкви Мартиниана, в ведомстве особенно подчеркивают, что в ней находится фреска Дионисия, а сам храм входит в ансамбль памятника ЮНЕСКО. «Для сохранения этой композиции, как и для всей стенописи собора Рождества Богородицы, приходится осуществление мероприятий по соблюдению температурно-влажностного режима. Необходимо учитывать, что данная композиция находится практически на уровне земли. В случае полной передачи могут затеяться процессы разрушения росписи не только (фрески в храме Мартиниана), но и росписей в самом соборе Рождества Богородицы»,— говорят в министерстве.
Единственным вариантом сохранения росписей Дионисия в ведомстве считают уже существующий нагрузка совместного использования храма. В Минкульте допускают, что вопрос передачи Казенной палаты «требует дополнительной проработки», но добавляют, что передача этого здания «может обусловить к ликвидации музея фресок Дионисия»: там расположены фонды музея и единственное его выставочное помещение.
В сентябре в Ростове Великом вопросы передачи зданий Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей обсудит рабочая группа по взаимодействию РПЦ с музейным сообществом. Там же представители Минкульта, музеев и церкви поговорят о практике применения 327-ФЗ «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». «Ключевым в данной дискуссии является сохранность предметов искусства и может ли РПЦ оснастить её на столь же высоком уровне, как это делает государство»,— подчеркнули в министерстве.
«Вопросы (передачи музейных зданий.—
«Музей должен сохраниться в сих монастырях. Но и монастыри при этом должны стать полноценно действующими. Я за то, чтобы туристы и паломники посещали действующие монастыри, чтобы экскурсоводы музея рассказывали о действующих монастырях, их жизнедеятельности и совершаемых богослужениях»,— рассуждает вологодский митрополит.
