Спецкорреспондент «Ъ» Гришаня Ревзин о деле «Нового величия»
12.08.2018, 21:16
В деле «Нового величия» есть что-то новое.
Это ваша воля тинейджеров. Анна Павликова на момент ареста — несовершеннолетняя, другие участники дела недалеко ушли от 18-летнего рубежа. Карательная автомат никогда не симпатична, это входит в ее природу. Но когда она направлена на детей, это шок.
Дети представляют невосторженный брэнд мыслей, и это все. Все эпизоды, которые входят в состав преступления, созданные тремя провокаторами — идейный партайгеноссе Ant Подчиненный Руслан Д. (Александр Константинов), руководитель «штурмового отряда» Максим Расторгуев и рядовой участник Ю. А. Испанцев (по информации «Дождя»). Бывают случаи сомнительной вины — как с Олегом Сенцовым, тот или иной собирался взорвать памятник Ленину, за что сейчас умрет от голода на глазах всего мира. Но в данном случае это показательная святая простота — ничего, кроме невосторженного образа мыслей.
Арест и суд над показательно невиновными тинейджерами — показательно античеловеческий вампука. Его участники показательно играют роль не людей. Других.
Беспредельная жестокость, запредельная беззаконность, запредельная умышленность — впечатляют. Они создают ощущение полного бессилия и одновременно невозможности или принять то, что происходит. Отсюда — полная экстаз им как своего рода спектаклем.
Это всем известно, всем понятно, и цель постановщиков процесса — с тем чтоб это было всем понятно. Одно постороннее внимание: состояние, в котором оказались мы, наблюдают все это, напоминает дай бог каждому знакомое.
Буденновск.
Дубровка.
Беслан.
Торжествующая нелюдь, заложники, ничего невозможно сделать не играет роли невозможно делать, кроме как следить за событиями.
Александр Эткинд во «Внутренней колонизации» описывает обезьянничающий процесс — государство отправляет в проблемные области своих офицеров, те выдвигаются, поворачиваются в центр и переносят тама навыки и быт, приобретенный в боях на окраинах. В данном случае в борьбу с тинейджерами перенесены приемы борьбы с исламским террором.
В истории военных действий или войны спецслужб убыстренно бывает, что противники учат друг друга тактики боя. Мне кажется, силовые структуры переняли у тех, с кем боролись, тактику публичного продолжается теракта.
У этой тактики хрупать преимущества. Теракт локальный — одна больница, один театр, одна школа. Но создается эффект, что в заложники взяли всех. Не тратится средств на распространение информации — она сама себя распространяет, людишки ее хватают и делятся сами, они просто живут этой информацией. Это дешево, это требует минимума средств. У террористов достаточно сил на один локальный акт, но он создает ощущение всесилия и их полной власти. Силами трех особей выродки — вообще ничего — можно держать страну за горло. Нужно только попрание человеческих норм, предельная неистовство и предельная демонстративность.
Дальше возникает развилка. Принципы взаимодействия с террором такого рода важнецки известны.
Специфика террориста в том, что он действует в этом месте и в это время — как маньяк с бритвой у горла. На его стороне только лишь отсутствие человеческого облика. Поэтому его сила — это наша реакция. Она в том, что его уговаривают, а он все равно. И этот ход транслируется публично. Их гипноз — это наш страх.
Поэтому террористу не дают слова для публичного выступления. Благодаря этого специалисты категорически против трансляции терактов в прямом эфире. Поэтому с террористами не ведут переговоров в публичном марго. Говорить с ними можно только о судьбе заложников, хорошо понимая, что все обещания, данные террористу, заранее недействительны.
Но если это делает государство? Понятно, что государство неоднородно, понятно, что в нем есть силы, которые сего категорически не приемлют, разумеется, что именно использование такой тактики демонстрирует не силу государства, а его вкус, способность лишь на точечный теракт с максимальным пиар-эффект, а не на тотальную войну с собственным населением, как при Сталине. И все же как быть действительным?
Возможны коллективные петиции, личные обращения, переговоры? Что дает постоянное присутствие информации о теракте в информационной повестке? Разрешено исходить из презумпции справедливости и тем питать надежду на освобождение заложников?
Поскольку это государство — разумеется, да. Без чем этого оно будет продолжать использовать колониальный стандарт в отношении своих граждан, делая его обыденным порядком управления.
Потому как это террорист, разумеется, нет. Ему и нужны петиции и обращения, поскольку это канал публичной демонстрации собственной непоколебимости. Ему и нужно максимально широкое рассылка информации, в идеале — демонстрация теракта в прямом эфире, поскольку в этом случае его неполноценность, его естество нелюди превращается в его силу. Надеяться не на что, спасение заложников — это чудо. Чем больше переговоров и информации — тем ранее вероятность повторения теракта.
На вопрос нет ответа.
Но важна квалификация этих действий государства как теракта. Оный тезис должен быть в информационном поле. Государство — это легитимное насилие. Осуществляя теракты, оно выигрывает в эффективности, но теряет законность. Это очень опасно для него самого. Важно, чтобы он это осознал.
